— Не буду вам мешать, Алексей Семенович, — как бы извинялся Рокоссовский за поздний визит. — Просто заглянул, чтобы узнать, как доехали. Вы сегодня отдыхайте, а завтра обо всем поговорим. Давно известно: утро вечера мудренее.
Когда Рокоссовский ушел, Чуянов долго еще в хорошем расположении духа расхаживал по комнате. Понравился ему командующий. Понравилась его приветливость, дружелюбие, открытая улыбка. Да и то, что Рокоссовский, старший по положению и по званию, не стал чиниться, а поспешил познакомиться со своим новым сотрудником, узнать, как он себя чувствует на новом месте, тоже была не последняя черточка его характера. Во всем этом Чуянов видел хорошее предзнаменование: с таким командующим работа пойдет дружно.
На следующий день Чуянов поднялся пораньше и поспешил к командующему. Правда, боялся: не слишком ли рано?
Оказалось, не рано. Рокоссовский уже работал. Тонко отточенный его карандаш делал быстрые и привычные пометки на оперативной карте.
Встретил командующий нового члена Военного совета сердечно. Усадил. Пододвинул папиросы.
— Рассказывайте, Алексей Семенович, как там в Сталинграде.
Потекла беседа. Оживленная. Дружеская. По душам.
Чуянов подробно рассказал Рокоссовскому о положении в городе, о невиданном героизме и стойкости его защитников, о том, как все ждут решительного разгрома врага.
Рокоссовский слушал с напряженным и строгим выражением лица. Видно было, что все касавшееся Сталинграда трогало его горячо и больно.
— Как с боеприпасами? Как с хлебом? Как с медицинским обслуживанием?
Чуянову не надо было заглядывать в блокноты или записные книжки. До мельчайших подробностей он знал все, касавшееся сталинградской эпопеи. Говорил ясно, точно, без прикрас.
— Трудно было, чертовски тяжело, но выстояли, удержались, не отдали врагу город.
Закончив о Сталинграде, Чуянов обрадовал командующего:
— Константин Константинович! Среди защитников Сталинграда много ваших друзей, воевавших с вами и на Украине, и под Смоленском, и под Москвой. Все они передают вам приветы и добрые слова, желают здоровья и успехов.
— За приветы спасибо. — Рокоссовскому приятно было услышать, что в Сталинграде есть его друзья, однополчане. — Теперь о наших делах. Перед Донским фронтом стоит одна задача — как можно быстрей разгромить окруженную армию Паулюса. Сейчас готовимся к решающим боям. Свои старые войска мы знаем хорошо, за них спокойны. Но мы приняли еще три армии: 57, 64 и 62-ю. Вы, Алексей Семенович, как я знаю, с начала обороны Сталинграда были с ними. Не смогли бы вы, если это, конечно, не нарушает ваши планы, немедленно выехать в 57-ю и 64-ю армии. Им отводится важная роль в предстоящих боях.
Это не был приказ, распоряжение или указание. Просто просьба. Но Чуянов правильно ее понял. Поднялся с готовностью:
— Я сейчас же выеду в эти армии, Константин Константинович.
— Вот и отлично, Алексей Семенович! Желаю вам успеха.
Первый секретарь Сталинградского обкома партии Алексей Семенович Чуянов в дни мира и дни войны встречался со многими людьми. Разные были люди, и разный след оставили они в его душе и в памяти. Его трудно было чем-нибудь удивить или восхитить.
Но в тот первый день знакомства с Рокоссовским он записал в своем дневнике: «Командующий произвел на меня огромное впечатление. Подкупала его человечность...»
ХОРОШО ПОЛУЧИЛОСЬ!
Когда генерал-полковнику Константину Константиновичу Рокоссовскому доложили, что в плен взят немецкий генерал из окруженной группировки, некто Мориц фон Дреббер, командующий не был особенно удивлен и воспринял сообщение как само собой разумеющееся:
— Лиха беда начало! Деваться-то им некуда. Теперь начнут сыпаться, как из мешка. А фон-баронов мы уже видели.
Так оно и получилось. За несколько дней войска фронта взяли в плен больше двадцати гитлеровцев с генеральскими погонами, нужно сказать, довольно помятыми и замызганными.
Наконец 31 января вылез из подвала и командующий 6-й немецкой армией новоиспеченный генерал-фельдмаршал Паулюс. Вслед за ним, спотыкаясь на обледенелых ступеньках, семенил начальник штаба генерал-лейтенант Артур Шмидт.
— Аллес капут!
Перед командованием нашего фронта вдруг встала задача, которая вчера еще не могла прийти в голову самому дотошному и предусмотрительному коменданту: куда девать пленных немецких генералов? Где их размещать? Вокруг сожженные деревни, разрушенные поселки, развороченные бомбами и снарядами блиндажи. Даже штаб Донского фронта с грехом пополам ютился в нескольких чудом уцелевших крестьянских избах.