Константин Константинович Рокоссовский потом рассказывал:
— Прямо с аэродрома мы вместе с Николаем Николаевичем Вороновым поехали в Кремль, чтобы доложить Верховному Главнокомандующему о завершении Сталинградской операции.
У Кремлевских ворот, как обычно, вышли из машины, чтобы предъявить документы. Часовые взяли «на караул».
Много дверей мы прошли, и везде часовые брали «на караул», — видно, было такое распоряжение.
Так мы дошли до двери в кабинет Сталина. С понятным волнением переступили порог.
В большом кабинете было пусто. Блестела полированная гладь длинного стола, блестел паркет. Остановились в нерешительности.
В это время из противоположной двери, ведущей, как видно, во второй, маленький, кабинет, вышел Сталин. Увидел нас и бросился навстречу. Не пошел, не поспешил, не зашагал, а побежал, как давно уже не бегал в свои шестьдесят с лишним лет.
Невысокий, по-стариковски приземистый и отяжелевший, он пробежал по всему кабинету к нам, и на его усатом, обычно строгом лице была неожиданно детская радостная улыбка.
Подбежав вплотную, Сталин схватил мою руку двумя руками, сжал ее и, улыбаясь, с кавказским акцентом, который от волнения был заметней обычного, сказал:
— Харашо, харашо, замечательно у вас получилось!
— Конечно, и до этой минуты, — продолжал свой рассказ Рокоссовский, — я понимал значение победы под Сталинградом для всего будущего хода войны и представлял себе всю глубину немецкого поражения. Я понимал это и тогда, когда видел красные флаги над руинами устоявшего Сталинграда, и чудовищную мешанину немецких танков, машин, орудий, повозок, и бесконечные ряды наспех насыпанных могильных холмиков, и трупы, которые не успели похоронить, и колонны пленных, потерявших воинский вид, плетущихся к нам в тыл... И тогда, когда в деревне Заварыкино смотрел на костлявую фигуру генерал-фельдмаршала Паулюса с дергающимся, испуганным лицом.
Но здесь, в кабинете Верховного, глядя в его улыбающееся лицо, чувствуя крепкое пожатие его рук, с необыкновенной ясностью понял я все значение победы Советской Армии для страны, для народа, для всех нас.
ТАКТ
Позади остался разрушенный, испепеленный, но непокоренный Сталинград. Ушла в историю, в бессмертие великая битва на Волге. Жизнь перевернула одну из самых памятных и героических страниц.
Пройдет два года с небольшим — и в Кремле, на приеме в честь командующих войсками Красной Армии, будет в числе других поднят тост и за Маршала Советского Союза Константина Рокоссовского — героя Сталинградской битвы.
Но это будет позднее, в сорок пятом, а сейчас генерал Рокоссовский уже на новом горячем участке войны, командует войсками Центрального фронта. Впереди новые бои, новые труды, тревоги, новое военное лето.
А Гитлер только и твердит: русским помогают их зимы, их дремучие снега и полярные морозы, а вот летом немецкие войска всегда одерживают победы.
Ну что ж, посмотрим!
***
Что такое такт?
Чувство меры, подсказывающее правильное отношение к людям и событиям, правильный к ним подход, благородное умение держать себя подобающим образом в любой жизненной ситуации.
Нужен ли такт военачальнику на фронте, в боевой обстановке? До такта ли, когда гремят орудия, рвутся снаряды, когда смерть рядом?
Константин Константинович Рокоссовский обладал удивительным чувством такта. Он умел осторожно и деликатно поправить неудачное решение командира, подсказать ему правильный путь исправления ошибки, не задевая при этом самолюбия подчиненного, щадя его авторитет.
...В период распутицы командующий одной армией решил провести частную операцию с целью занять более выгодные позиций на своем участке фронта. Накануне назначенного дня наступления выяснилось, что некоторые части артиллерийского корпуса, которые должны были участвовать в намеченной операции, еще находятся на марше и не успеют вовремя прибыть в указанный им район.
Командование корпуса доложило об этом командарму. Не вдаваясь в суть создавшейся обстановки, командарм ответил:
— Я не привык отменять своих решений!
Находясь в затруднительном положении, старший артиллерийский командир в порядке исключения решил обратиться к командующему фронтом.
Рокоссовский быстро разобрался в обстановке, взвесил все «за» и «против» и немедленно вызвал к телефону генерала, командующего армией. Состоялась дружеская, деликатная беседа.