И Рокоссовский снова в гуще неистовой схватки.
В этом бою Константин Рокоссовский не только умело руководил действиями своих бойцов, но и сам зарубил несколько вражеских всадников. А как дорог в таком бою пример командира!
Не выдержало казачье. Бросая убитых и раненых, полосуя загнанных, в мыльной пене лошадей, трусливо спасались они от красных конников.
Вслед им неслось лихое «ура!».
За умело проведенный бой, за проявленное в нем мужество и отвагу Константин Рокоссовский был награжден вторым орденом Красного Знамени,
Разгромлены банды Унгерна, пленен и расстрелян барон-палач, обеспечена независимость братской Монголии. Но враги еще зарятся на дружественное нам государство. По просьбе Временного народно-революционного правительства Монголии конница Рокоссовского приняла участие в освобождении Урги — будущей столицы Монголии Улан-Батора.
НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Была весна, первая его мирная весна с тысяча девятьсот четырнадцатого года. Кавалерийский полк, которым он командовал, расквартировали в маленьком тихом азиатском городке на монгольской границе. Городок самый заштатный, но любители чая во всей Российской империи, особенно купцы и трактирщики, были наслышаны о нем. Через этот город с давних пор русские и китайские торговцы возили всевозможные товары, и особенно знаменитый китайский чай.
Счастливому случаю было угодно, чтобы здесь весной двадцать третьего года произошло событие, вообще-то говоря, касавшееся лишь двух человек: его и ее.
По многим дорогам кочевая беспокойная военная судьба водила Константина Рокоссовского: от фольварков и перелесков Лодзинского воеводства до сумрачных стен Китая. А свое личное счастье он нашел в забытом богом городке.
Куда деваться в таком городишке в свободный от службы вечер? Можно, конечно, по примеру офицеров старой русской армии, ночи напролет резаться в карты или пить горькую.
Нет, в карты он не играл, пьянства не терпел. Оставались только книги. Да еще театр.
Был в Кяхте небольшой городской театр, на подмостках которого выступали местные любители драматического искусства. Порой сюда неисповедимыми путями добирались из Европейской России бродячие труппы профессионалов. Репертуар был известный: «Бедность не порок», «Дети Ванюшина», «Наталка-Полтавка»...
И конечно, Чехов: «Три сестры», «Вишневый сад», «Чайка»...
В тот вечер шла «Чайка».
Уже Нина Заречная, в белом платье, молодая и прекрасная, произнесла свой знаменитый монолог: «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени...»
Уже Дорн сказал печальные слова о любви и колдовском озере.
Занавес опустился. Вспыхнул свет. Антракт.
Рокоссовский, сидевший в партере, поднялся: теперь можно и покурить.
Вдруг увидел невдалеке, в шестом ряду, нескольких девушек. Совсем молоденьких, верно, еще гимназисток, ровесниц Нины Заречной. Они взволнованно и горячо обменивались впечатлениями, еще жили всем тем, что происходило на сцене.
Была среди гимназисточек маленькая девушка с темными живыми глазами. Как блестят ее глаза! От недавних переживаний? Или они всегда такие?
Рокоссовский положил в карман портсигар: курить уже не хотелось. Было такое ощущение, словно сюда, в тесноватый и душный театральный зал, в толпу разношерстной будничной публики, вдруг залетела красивая и нежная чайка.
...Настоящая любовь может быть только с первого взгляда.
Постепенно, спокойно, с годами возникает дружба, приходят уважение и доверие, появляется привычка, пробуждается нежность, вырастает преданность.
Но любовь, настоящая любовь, бывает только с первого взгляда. Она поражает, как гром небесный. На всю жизнь.
Девушка заметила, что на нее смотрит высокий красивый военный в ловко сидящей форме.
Смутилась. Нахмурилась. Отвернулась. «Вот ещё! Что он так смотрит?»
По ночным улицам уже спящего городка расходилась театральная публика. Шли, весело переговариваясь, и девушки-гимназистки из шестого ряда партера. У приземистого домика остановились, попрощались со своей подругой Юлией.
Никто из них не обратил особого внимания на высокого военного, который шел сзади. Шел не спеша, вроде и дела ему нет до маячащих впереди девчонок.