Нынешний лес отличался от того, каким его запомнил Садовник. Значительно. Если на опушке деревья выглядели ещё достаточно бодро и свежо и даже пахли приятно, то метров через пять-десять в глубине… Сперва Садовнику даже захотелось развернуться и уйти, так неуютно ему стало. Поёжившись и подтянув рюкзак на спине, он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Надо идти дальше. Надо. Просто надо…
Мох под ногами выглядел скукоженным и высохшим. Когда Садовник делал очередной шаг, из-под его ботинок вылетали чёрные клубки пыли. В некоторых местах мох был пропитан той же чёрной жижой, что и розы в саду. Садовник наступил на одно такое пятно и жижа брызнула в разные стороны с мерзким чавкающим звуком.
Смотреть наверх Садовник боялся. Глянув туда один раз мельком, он понял, что дальше лучше идти, твёрдо глядя только перед собой. Или под ноги. Верхушки деревьев буквально утопали в чёрном месиве, которое медленно стекало по стволам вниз и уходило под землю. От ветки к ветке, от дерева к дереву тянулись соплеобразные нити, образующие что-то наподобие 3D-паутины, с которой постоянно капали ошмётки жижи. Поневоле в воображении возникал чёрный притаившийся паук, ждущий, когда жертва вляпается в липкую жилу-ловушку. А запах…
Сначала Садовник не обращал на него внимания. Он не показался ему каким-то особенным. Но спустя десять минут гнилостный дух словно окутал его с ног до головы, забрался в нос и обустроил себе там место постоянного проживания. Ни платок, ни рукав, ни зажатые ноздри — ничего не спасало от его постоянного присутствия. Оставалось либо развернуться и уйти, либо смириться и двигаться вперёд.
В какой-то момент Садовник даже остановился. С ума сойти, как ему хотелось повернуть назад! Куда угодно, лишь бы избавиться от этого тяжёлого трупного запаха! Садовник даже повернул ноги на пару сантиметров в обратном направлении. Но, осмотревшись вокруг и взглянув вверх на долю секунды, ему стало понятно, почему Ворон и его стая скоропостижно оставили место своего обитания.
Смерть. Всепоглощающая, неотвратимая, неумолимая и безжалостная смерть надвигалась на сад, посёлок, город и вообще на всё живое, что стояло у неё на пути. И даже хуже, чем смерть — вечные муки и страдания, вот что это было. Это была Хворь. И ей было абсолютно плевать что или кого поглощать. Садовник разжал ноздри. От хлынувшего в нос запаха из глаз вырвались слёзы. Садовник вытер их, резко выдохнул и двинулся вперёд.
По мере продвижения вглубь леса река, вдоль которой по-прежнему шёл Садовник, становилась всё шире и шире. И с каждым метром всё более тёмной и тёмной. Чёрная жижа поселилась и в ней. У Садовника саднило в груди. Он знал, что река питает цветы в его саду и видеть то, чем именно она их питает, было невыносимо.
Погода портилась. Если утром, когда Садовник только вошёл в лес, между деревьями ещё проглядывало солнце, даже там, где они были полностью опутаны хворью, то к концу дня небо заволокло облаками, похожими на дым от горящих покрышек. Однако, Садовник радовался, что хотя бы не шёл дождь. Перспектива оказаться вымоченным хворью его не радовала.
Часы показывали 9 вечера. Мышцы ныли. Дышать с каждым шагом удавалось всё тяжелее. Садовник остановился, глубоко вдохнул и осмотрел близлежащий берег. В пяти метрах перед ним располагался пологий довольно просторный берег, чтобы можно было расположиться на ночлег. Садовник спустился, притоптал почерневшую траву и развернул палатку. Со вчерашнего урожая у него оставалось ещё два банана. Они-то и составили его ужин. Выращивать что-либо ещё в этой земле ему не хотелось. Он, конечно, понимал, что однажды, завтра, ему придётся это сделать, но, если есть возможность оттянуть этот момент, лучше его оттянуть.
Забравшись внутрь палатки, он долго не мог определиться, закрывать в неё вход или лучше оставить открытым. С одной стороны, спать с открытой дверью в заражённой хворью местности было как-то не по себе. Вдруг, кто-нибудь залезет? С другой, если понадобится срочно выскакивать, то секунды промедления, необходимые на открытие двери могут стоить жизни. В итоге он застегнул замок наполовину, свернулся калачиком и машинально подложил под голову мачете, даже не задумавшись о том, что делает.
В нормальном лесу, на берегу нормальной реки даже ночью всегда слышно, что всё вокруг живёт. В тишине, которая плотным слоем легла в местности, зачумлённой хворью, всё было мертво. И от этого становилось жутко. Садовник долго не мог уснуть. Уши инстинктивно искали в этой тишине хоть какие-нибудь звуки, а сердце одновременно и боялось их услышать, и жаждало. Боялось, потому что не факт, что то, что издаст эту звуки, будет дружелюбным. Жаждало, потому что оставаться одному в этой беспросветной тьме, было до слёз грустно. Раздираемый этими устремлениями, Садовник, в конце концов, закрыл глаза, задремал и уснул чутким беспокойным сном…