- Приветствую и я вас, добрые люди, - отозвался он, пытаясь приподняться и сесть.
Старцы в белом подхватили его под руки и усадили на низкую подушку из жёсткой душистой соломы.
- Хочешь спросить - спрашивай, - сказал один из старцев, на вид самый древний из всех, и посмотрел на воина пристально своими бледно-голубыми, почти начисто выцветшими глазами.
- Вослед мне летели камни? - спросил воин.
Старик опустил веки и слегка заметно кивнул.
- Почему вы спасли меня, рискуя навсегда потерять свою жизнь? Ведь я догадываюсь, что вы отказались от бессмертия, как и тот человек у реки.
- Только смертный способен по-настоящему ценить жизнь, - ответствовал старик.
«Ну, я-то тоже способен, хотя и бессмертен... относительно...» - подумал воин, но промолчал.
- Нет, о сын СЖЗ, поверь, ты всё ещё мало осведомлён о цене жизни, - сказал старик, будто прочитав мысли воина.
- Как ты узнал, о чём я подумал, добрый человек? - спросил его поражённый воин. - Ведь я перекрыл чтение мыслей! Пикочип извлечён из моей головы. И как ты узнал, откуда я?
- Близость смерти открывает многое, - уклончиво ответил старик, и сразу спросил: «Кто указал тебе дорогу к нам? Тот человек у реки?»
- Да. Он, - кивнул головой воин.
- Почему он сделал это?
- Наверное, оттого, что я ему приглянулся. Так, по крайней мере, он сказал мне.
- Приглянулся? Чем же? - старик нагнал на себя удивлённый вид.
- Возможно... возможно тем, что понял его.
- И чего ты же понял? - спросил старик, продолжая играть удивление.
- Я понял, отчего он отказался от бессмертия и добровольно обрёк себя на страдания и немощь старости.
- И что же, по-твоему, побудило его к этому? - допытывался старик.
- То, что сполна познать жизнь возможно лишь на грани смерти...
Старец поднял подборок, что означало, что он желает, чтобы воин продолжил свою мысль.
- И ещё, по-моему, он понял, что мы с ним похожи. Ведь в путь за алмазным шаром меня позвали, в первую голову, не зов славы и почестей, а желание познать... постигнуть то, чего не дано бессмертным.
Старик помолчал. Лицо его вновь стало отрешённым, непроницаемым. Потом сказал:
- Ты хочешь спросить ещё о чём-то, воин. Так почему не спрашиваешь?
Нежданный гость старцев окинул взглядом всех собравшихся в шатре (они, скрестив ноги, расселись возле беседующих на полу, образовав полукруг), и спросил:
- Ты сказал мне, добрый человек, что святое место это именуется «обителью Десяти», но насчитал вас только девять...
- Брат Адан, тот кого ты и встретил у реки, и есть десятый, - вдруг перебил его старик. - Ещё до заката он был послушником, а ныне стал нашим братом, посвящён. Правда, сам об этом ещё не знает. Но ты не о том хотел спросить, воин, - сверкнул глазами старший из старцев.
- Верно, добрый человек... - извиняющимся тоном начал было воин. Но старик вновь не дал ему договорить, приказал строго:
- Спрашивай!
- Вы поклоняетесь смерти... ради жизни? - Воин глядел старцу прямо в глаза.
- Да, но не только, - мгновенно отреагировал глава ашрама.
- Тогда, ради чего?
- Смерть не конец, но начало, - последовал ответ.
Глава 4
ГЛАВА 4
ДО НАЧАЛА
Двое мужчин небесной красоты сидели за каштановым миниатюрным резным столиком на просторной открытой веранде, устроенной в белокаменном двухъярусном доме, примостившемся на крутом склоне огромного, покрытого свежей изумрудной травой, холма. Там, внизу у его подножия плескалось море, тёплое и ласковое, раскрывая с высоты свои необъятные лазоревые просторы. День был ясен и безоблачен, и солнечная дорога золотилась и переливалась в его мелких волнах. Веранда же была заполнена прохладой мягкой тени, и ароматы луговых трав и цветов сладко дурманили. Мужчины потягивали красное нигорийское вино из больших бокалов тонкого стекла (нигорийское вино - «напиток богов», дарующий веселье и живость, не оставляющий ни тяжести, ни похмелья), и о чём-то беседовали оживлённо. И был один из них белокож и светловолос, крепок и жилист, другой же - изящен, почти худ, также светел лицом, но с чёрными, как смоль волосами. Волосы блондина были длинны, и порывы солёного ветерка с моря, то и дело ворошили и путали их, словно игрались. Брюнет был острижен коротко и аккуратно. И звали обладателя пышной шевелюры звучно - Сэлинджер, брюнета же проще - Алинек.