Сорок девять рабынь трудились вокруг,
Сорок девять рабынь — для любых услуг.
И была среди этих рабынь одна
Некрасивей всех и глупее всех,
Но зато весела — веселее всех,
Не смолкала ее болтовня и смех.
Незлобивой, послушной она была,
Как дитя, простодушной она была
И охотно бралась за любые дела:
От зари до зари выбивала ковры,
Выносила помои, скребла котлы,
Во дворцовых покоях мыла полы,
Звали девушку Шируан-шоры.
Вот однажды, с утра подметая дворы,
На задворках нашла Шируан-шоры
Чей-то старый, брошенный орамал,
Чей-то грязный, поношенный орамал,—
Видно, кто-то полжизни его таскал.
Но для нищей рабыни, носящей рванье,
И такая обновка была хороша:
Увидала находку — схватила ее,
И от радости заволновалась душа.
Молода, глуповата была Шируан,
А лицом рябовата была Шируан,
И взбрело ей в голову: «А почему
Не померить мне шелковую чалму?
Погляжу-ка, хорош он мне или мал
И к лицу ли мне будет такой орамал?
Если впору, по праздникам буду носить,
Только где бы зеркальце раздобыть?
У ханум по-хорошему не возьмешь,
Что ни спросишь у них, говорят: не трожь!
А без спросу возьмешь да еще разобьешь —
Так накажут, что станет жить невтерпеж.
Очень худо простою рабыней быть —
Даже зеркальца некому мне купить,
Скоро будет семнадцать, а мужа нет,
И нисколечко денег к тому же нет,
А на зеркало нужно с десяток монет...
Ну-ка к пруду старому я схожу —
На свое отражение погляжу!
Госпожи мои долго спят поутру,
А пока что к пруду я удеру,
Заодно и воды в бурдюк наберу!..»
И довольная выдумкою своей,
Напевая, махая пустым бурдюком
Да по грязи шлепая босиком,
Мимо кузницы, через кусты, прямиком
Побежала к пруду она скорей,
Побежала, беспечна и весела,-
И откуда несчастная знать могла
Что за страшная участь ее ждала?
Прибежала к пруду она
Ни души кругом, тишина.
Стала девушка напевать
Да косички переплетать,
А потом, чалму намотав
И на камень прибрежный встав,
Наклонилась — стала смотреть
На зеркально-чистую гладь.
Неподвижен был сонный пруд,
На воде кувшинки цветут,
А едва дохнет ветерок,
По воде морщинки бегут,
Над прибрежьем утро встает,
И вода блестит, как металл,—
Если б кто-нибудь только знал,
Если б кто-нибудь подозревал,
Что таится на самом дне,
В синей, дремлющей глубине!
Но у девушки на уме
Только ветреность да баловство,
Ей добиться бы лишь одного:
Покрасивее быть в чалме.
То на лоб надвинет ее,
То конец откинет ее,
То сдвигает ее на бочок,
И подмигивает чуть-чуть,
И слегка выставляет грудь —
Все уловки спешит изучить,
Чтоб мужчину приворожить,
Подцепить его на крючок,
Так и сяк примеряет чалму,
Будто в зеркало, в пруд глядясь,
И грозит, тихонько смеясь,
Отражению своему.
Вдруг заметила девушка свет,
Разгорающийся под водой,
Золотистый, струистый свет,
Разливающийся над водой,
И все трепетней, горячей
Переливы живых лучей,
Будто стала вода гореть,
То как золото, то как медь,—
Даже больно глазам смотреть!
Брови девушка подняла,
В изумленье открыла рот,
Прошептала: «Барекелла!
Удивительные дела!..
Если этот чудесный блеск —
Отраженье моей красоты,
То совсем, совсем не пусты
Золотые мои мечты—
Скоро сбыться должны мечты!
Раз я так хороша собой,
Стоит только надеть чалму,
То хотелось бы знать, почему
Остаюсь я простой рабой?
Почему, сколько помню себя,
Девяти госпожам служу
И с утра до поздней поры
Чищу платья, мету дворы,
Мою блюда, скребу котлы,
С бурдюком за водой хожу?
Почему с такой красотой,
Ослепляющей каждый взор,
Я не замужем до сих пор?
Говорят, я груба, ряба
И достойна только раба,
Но видать, я совсем неплоха
И получше найду жениха.
Видно, мне и вправду к лицу
Эта шелковая чалма:
Как надену, пойду к дворцу —
Всех джигитов сведу с ума!
С первым встречным не стану спать,
Пусть ко мне будут сватов слать,
Жениха подберу сама —
Не спесивого богача,
А красивого усача,
Молодца, чья кровь горяча!..»
Так дивилась своей красоте
Рябоватая Шируан,
Предавалась сладкой мечте
Глуповатая Шируан,
И не чуя близкой беды,
Наклонясь над гладью воды,
В темном омуте отражена,
На себя любовалась она.
Вдруг прошла по воде волна,
И как будто огнем зари
Освещенная изнутри,
Сразу стала вода ясна,
И сейчас же до самого дна
Стала девушке глубь видна,
В пруд едва не свалилась она –