До того удивилась она!
Смотрит девушка, изумлена,
От волнения чуть дыша:
Два веселеньких малыша,
Пухлых, голеньких крепыша
Под водой, золотясь в глубине,
Копошатся на самом дне!
Поглядели бы вы на них,
Как беспечно резвились они,
Как в воде копошились они
Босиком, в рубашонках одних,
И как ловко по влажному дну,
Мягко устланному песком,
Пробирались они ползком
Между водорослей тугих!
Ярким утром пробуждены,
Только что поднялись они,
И тотчас, веселы, смешны,
За игру принялись они,
И смеются глазенки их,
Шевелятся ножонки их,
Да играют с галькой цветной
Озорные ручонки их.
А у каждого — чуб золотой,
От него золотистый блеск,
И серебряный — чуб другой,
От него серебристый блеск,—
Вот откуда чудесный свет
Разгорается под водой,
Разливается над водой!
Простодушна, глупа, как дитя,
Молодая рабыня была,
И казалось: беспечно шутя,
Все шестнадцать лет прожила.
Потешались слуги над ней,
И смеялись подруги над ней,—
Все равно Шируан была
Бестолкова и весела
И по-прежнему вздор несла —
Поумнеть никак не могла.
И сейчас, на дне прудовом
Увидав забавных детей,
Рассмеялась она тишком
И прикрыла рот рукавом,—
До того смешны, хороши,
Были славные малыши!
Как они под водой росли,
Не подумала Шируан,
Как дышать в глубине могли,
Не подумала Шируан,
Ей и в голову не пришло,
Что не просто у пруда сидит,
За смешными детьми следит,
А на дивное чудо глядит!
Ах, когда голова пуста,
До чего ж эта жизнь проста!
Стала девушка думать-гадать,
Стала глупая рассуждать:
«Ну, конечно, у всех детей
Быть должны и отец, и мать,
Почему ж эти дети одни,
Или двое сирот они —
Нет у них никакой родни?
Это плохо — с первых же дней
Жить без матери, без отца,
Но уж очень они веселы,
Щечки розовы и круглы,
Не похожи на бедных сирот
Эти два смешных близнеца,
Ишь как возятся и шалят,
Ну, совсем как двое щенят!
Кто ж оставил ребят таких,
Шалунов, забияк таких
Без присмотра, совсем одних?
Или спрятались здесь они,
А родители ищут их?
Ох, уж эта мне детвора —
До чего несносный народ,
Сколько с ними забот-хлопот!
Помню, месяца три назад —
Просто ужас, как дни летят! —
Суматоха была во дворце
Из-за двух пропавших ребят.
Помню после, как по двору
Палачи вели Гульшару,
А потом ее из ворот
Стража выгнала поутру.
Как бедняжка была бледна! —
Упустила детей она,
И наверно, не меньше ста
Получила плетей она,
Огорчался наш добрый хан,
Сокрушался от всей души...
Так не дети ли Дарапши
Эти чудные малыши?»
Наклонясь над самой водой,
Стала вглядываться она,
И догадливости своей
Стала радоваться она,
Наблюдать за игрой детей
Все внимательней начала
И, по бедрам хлопнув себя,
Так со смехом произнесла:
«Ну, конечно же! Так и есть!
Как я сразу не поняла!
Только в воду боюсь залезть,
Я бы их хоть сейчас взяла!
Улизнули, верно, они
Да и спрятались в этот пруд,
Поступили скверно они —
Третий месяц, их не найдут,
Вот проказники, вот шалуны —
Хоть кого они проведут!
А вот я их сразу нашла,
Догадалась про их секрет,
Зря считают, что я глупа,
Что суюсь не в свои дела!
Ах, как жаль, что владыки нет,
Я бы тут же к нему пошла,
Весть хорошую принесла,
Получила бы горсть монет!
А теперь неизвестно куда
Он повел громадную рать,—
Отчего мужчинам всегда
Так не терпится воевать?
А вода в пруде холодна,
Надо деток достать со дна,
Поскорей моим госпожам
Рассказать я о них должна.
Если правда, что малыши —
Дети старого Дарапши,
Благодарность их заслужу
Да богатое суюнши.
Побегу-ка я к ним скорей,
Расскажу, что нашла детей,
То-то будут рады они,
Мне дадут награду они!..»
И махая пустым бурдюком,
По густой траве, босиком
К девяти своим госпожам
Устремилась она бегом,
Побежала, звонко смеясь,
В спальню пышную ворвалась
И, захлебываясь, торопясь,
Рассказала им обо всем.
Только что проснулись девять ханум
И, зевая, еще не протерли глаз,
Но услышав рабыни веселый рассказ,
Обомлев, содрогнулись девять ханум:
Сразу поняли, что за младенцы на дне,
И в душе ужаснулись девять ханум,
Сразу поняли, что сочтены их дни,
Если девушку выпустят из западни!
Втихомолку переглянулись они,
И зловеще перемигнулись они,
В тот же миг смекнули, как поступить,
И пока говорили с рабыней одни,
Две других побежали уже тайком