Два кусочка печенки достал
И в следах от кровавых ран
Двух детей рубашонки достал,
И добавил, что сам видал,
Как их кости глодал шакал,—
Ханских жен убедить сумел
И награду требовать стал.
Улыбались девять ханум,
Восхищались девять ханум,
Обещали ему, что за труд
Вдвое больше теперь дадут,
Ублажали его, как могли,
Не жалели хвалебных слов,
А потом ему поднесли
Чашу, полную до краев.
Выпил раб хмельное питье,
Поднялся, сделал шаг-другой,
Захрипел, согнувшись дугой,
Повалился, задергал ногой,
Даже слова сказать не успел —
Распрощался с жизнью земной!
Знать, злодейки в это питье,
Чтобы скрыть преступленье свое
Подмешали смертельный яд,—
Ведь покойник тем и хорош,
Что его на допрос не возьмешь,
Не узнаешь, где правда, где ложь,
Ибо мертвые — не говорят.
Той же ночью девять ханум
Забрались в заброшенный дом,
Поплотней притворили дверь
И очаг разожгли с трудом:
Рубашонки детей сожгли,
А печенку в золе спекли,
Хорошо посолили ее,
Меж собой поделили ее
И, давясь, проглотили ее!
Так насытились до конца
Злые, мстительные сердца:
Не воскреснут два близнеца.
Детство Шарьяра и Анжим. Песнь десятая.
О том,
как поспорил хан Шасуар
со своим верным рабом Караманом,
как не удалось им разлучить близнецов,
как явились к доброй Акдаулет сорок старцев
и как на шестнадцать лет
замкнула она в своем сердце
тайну рождения двух чудесных младенцев
Был бездетным почтенный хан Шасуар
И бездетной супруга его Акдаулет,
И молились они, чтоб ребенка в дар
Им Аллах ниспослал хоть на старости лет.
В этот день услышал премудрый хан,
Что вернулся торговый его караван,
Что нашел на границе соседних стран
Двух младенцев чудесных раб Караман,
И не дав караванщикам отдохнуть,
Приказал во дворец им явиться хан,
Чтобы их расспросить про далекий путь,
Заодно и на двух малышей взглянуть.
Караванщики во дворец пришли,
Поклонились властителю до земли,
И увидел с волнением старый хан:
Двух младенцев держит раб Караман.
Небывалой блистают они красотой,
Так и светятся разумом и добротой,
И у каждого чуб горит золотой,
И блестит, как серебряный, чуб другой.
Будто солнце с луною, светлы, хороши
Были эти прелестные крепыши —
Никому не известные малыши!
Как увидел младенцев хан Шасуар,
От восторга его так и бросило в жар,
Разомлела от счастья печень его,
Сразу сделался голос сердечен его.
С благодарностью он к небесам воззвал,
С возвышенья сошел, к рабу подошел,
Трижды в лоб младенцев поцеловал,
Посадил их обоих на свой престол,
То их на руки брал — любовался на них,
То ласкал и играл — дивовался на них,
И казалось: степной одинокий орел
Наконец-то милых птенцов обрел.
И глядел Караман, закусив губу,
А сияющий хан повернулся к рабу
И ему, не скрывая счастливых слез,
Так растроганным голосом произнес:
«Слава богу, мой верный раб Караман,
Что живым ты вернулся из дальних стран,
Ты всегда был хорошим рабом, а сейчас
Драгоценной находкой порадовал нас!
Ты немолод, ты знаешь,— с давних времен
Установлен в нашем краю закон:
Все, что будет найдено по пути,
Надо в жертву отдать или в дар принести.
Были мы бездетными много лет,
Наши дни — беспросветными много лет,
Все надежды — тщетными много лет,
И мольбы — безответными много лет.
А сегодня впервые радостный луч
Из-за туч блеснул, из-за черных туч:
Этих славных младенцев — детей зари —
Подари нам, усердный раб, подари!»
«Нет! — ответил твердо раб Караман.—
И не гневайся, благословенный хан:
Этих двух близнецов мне послал Аллах,
Я ведь тоже бездетен, почтенный хан.
Не отдам их,— и слов понапрасну не трать,
Можешь силой, конечно, их отобрать,
Но ты добр и великодушен, хан,
Будь же воле Аллаха послушен, хан!»
«Много чести, когда с мудрецом говоришь —
С первых слов тебя постигает он,
Мало чести, когда со лжецом говоришь —
С первых слов тебя избегает он,
Очень глупо, когда с глупцом говоришь —
Не внимает, а только моргает он,
Очень худо, когда с подлецом говоришь —
Понимает, но все отвергает он.
Но ведь ты — не глупец, не подлец, не лжец,
Ты — мой верный раб, как и твой отец,
Не упрямься, добрый мой Караман!» —
Так его уговаривать начал хан.
«Ни за что! — Караман ему возразил.—
Мне расстаться с ними не хватит сил!