Всю дорогу я этих младенцев берег —
Их кормил и поил, на руках носил.
Стал отцом я сейчас для этих детей,
Ведь от гибели спас я этих детей,
Как родных и кровных, их полюбил.
Не расстанусь с ними, пока я жив
И пока голова сидит на плечах!
Хочешь ты, чтобы я от тоски зачах?
Будь по-хански, великий хан, справедлив!»
Был и вправду добр Шасуар-старик,
Он казнить да насильничать не привык,
Он младенцев силой отнять не мог:
И отнять не мог — и отдать не мог!
Знал седой Шасуар: он и болен, и стар,
И в тоске чуть не плакал хан Шасуар,
Перед верным рабом он заискивать стал,
За младенцев награду подыскивать стал:
«Не терзай ты меня, пожалей, Караман,
Уступи мне чудесных детей, Караман!
От страданья печень моя в огне,—
Не упрямься же, совесть имей, Караман!
Ты подумай, к кому благосклонней судьба:
К детям хана иль к детям простого раба?
Я не ведал, кому передать престол,
А теперь наследника я обрел.
Я младенцев уже, как родных, люблю,
Я чудесного мальчика усыновлю,
Я прелестную девочку удочерю,
А тебе, что угодно, взамен подарю.
Хочешь вольную? Освобожу тебя,
И землей, и скотом награжу тебя.
Хочешь почестей? Будешь вельможей моим,
Я в парчу и шелк наряжу тебя.
Хочешь быть купцом? Торгуй, богатей,
Семь мешков монет обещаю тебе,
А не хочешь — престол предлагаю тебе,
Половиной державы моей владей!
Не возьму я силой этих детей,
Уступи, мой милый, этих детей,
Их на рабскую долю не обрекай,
Не губи — помилуй этих детей!
Ты — мой верный раб, я — хозяин твой,
Так уважь господина — и пожалей!»
Всей душою за путь многодневный успел
Привязаться к детям раб Караман.
А теперь их отдать? Ни за что не хотел
Примириться с этим раб Караман.
И в отчаянье ворот он разорвал
И к престолу ханскому подступил,
И слезами бороду окропил,
И в безумье горестном возопил:
«Будь ты проклят, владыка! Твой тучный скот
Пусть на пять поминок твоих пойдет,
А парчу и шелк пусть возьмут за труд
Те, что тело твое обмывать придут!
А монеты, что ты обещаешь мне,
Разбросай на последнем своем пути,
А из трона, что ты предлагаешь мне,
Лучше крепкий гроб себе сколоти!
Замолчи! Не ходи по моим следам!
Не продам я тебе детей, не продам,
Не отдам их тебе, злодей, не отдам!..»
Содрогнулся хан Шасуар,
Задохнулся хан Шасуар,
Содрогнулись и все вокруг —
От вельмож до рабов и слуг.
Никогда еще слез таких
Не видал справедливый хан,
И безумных угроз таких
Не слыхал незлобливый хан.
Долго он, потупясь, молчал,
Что ответить рабу, не знал,
Чем задобрить судьбу, не знал,
Наконец, вздохнул и сказал:
«Что с тобою, мой Караман,
Мой любимый, старый слуга?
Или жизнь тебе не мила,
Честь и совесть не дорога?
Ты, которого я считал
Больше всех достойным похвал,
Самым верным моим слугой,
Оказался подлей врага?
Я любил тебя, Караман,
Я ценил тебя, Караман,
Неспособным тебя считал
Ни на подлость, ни на обман,
Сколько раз тебя посылал
На базары далеких стран,
Сколько раз тебе доверял
В дальний путь вести караван,
И уверен я был вполне,
Что в любой далекой стране,
Что в любой жестокой беде
Ты останешься верен мне.
Бескорыстье твое ценя
И правдивость твою любя,
Над десятками слуг моих
Я давно поставил тебя,
Честь оказывал я тебе
И за верность превозносил,
Не приказывал я тебе,
А всегда, как друга, просил.
Да, высокой чести такой
Позавидовал бы любой,—
Что ж теперь случилось с тобой?
Разве мной ты обижен был,
Хоть однажды унижен был?
Нет, достойно ты жил всегда
И к владыке приближен был.
Родился ты простым рабом
И однако всю жизнь свой хлеб
Зарабатывал не горбом,
Не унылым, тяжким трудом,
А уменьем ладить с людьми,
Дальновидным своим умом,
И всегда до этого дня
Ты в почете был у меня
И в достатке жил у меня.
Ты плетей ни разу не знал,
Ты ни в чем отказу не знал —
Кров имел и жену имел,
Даже денег мошну имел
И всегда был доволен судьбой,—
Что ж теперь случилось с тобой?
Сколько лет ты жил — не тужил,
Сколько лет я тобой дорожил,
Чем же я, властелин страны,
Оскорбленья твои заслужил?
Сам подумай, что ты сказал,
Шелудивый, безродный раб?
Тяжкий грех ты на душу взял,
Злоречивый, негодный раб!
Ты не только меня оскорбил —
Незаслуженно оскорбил,
Ты, быть может, проклятьем злым
Мне остаток жизни сгубил,—
В дикой злобе меня кляня,
Ты подумал ли, раб: а вдруг
Возвратится мой старый недуг,