И погибну от лютых мук?
Как бы ты ни любил детей,
Этих дивных чудо-детей,
Разве можно было в лицо
Говорить о смерти моей —
В исступлении ворот рвать,
Азраила на помощь звать?
Рану в сердце ты мне нанес —
Будто нож остался в груди!..
А теперь ты сам посуди:
Если взбесится верный пес,
Остается его убить,
За оградою труп зарыть,
А взбунтуется верный раб —
Как прикажешь с ним поступить?
Если б только я захотел,
Если б только я повелел,
Ты сейчас бы на плахе лежал
Или вниз головой висел.
Будь на месте моем другой,
Он согнул бы тебя дугой,
Истерзал бы, кожу содрал,
Задушил бы в петле тугой.
Да, за дерзкий проступок такой,
За неслыханные слова
Уж давно на твоих плечах
Не держалась бы голова,—
Отрубить бы тебе язык
За такие слова, старик!
Но ты знаешь: я очень стар,
И душою, и телом слаб,
Потому-то мне так дерзить,
Мне в лицо кричать и грозить
Ты решился, бесстыдный раб.
От тебя я стерпел позор
И наслушался гнусных слов,
Но да будет и в этот раз
Милосердным мой приговор:
Я мучительный этот спор
Полюбовно решить готов.
Вот что я предложу, внимай:
Ждет наследника мой престол,
Чудо-мальчика ты нашел —
Господину его отдай.
А уж девочку, бог с тобой,
Так и быть, себе забирай
И немедля покинь мой край —
Ни к чему мне слуга такой!
Не отдам приказ палачу —
Я терзать тебя не хочу,
Но и знать тебя не хочу!»
А тем временем и Караман остыл
И такое раскаянье ощутил,
И такое отчаянье ощутил —
Белый свет несчастному стал не мил,
Перед ханом ниц повалился он,
Сорок раз до земли поклонился он
И, пока совершал за поклоном поклон,
Повторял, растерян и посрамлен:
«Ты прости меня, господин, прости,
Оскорбил я тебя понапрасну, хан,
Видно, в душу забрался мою шайтан
И меня, недостойного, сбил с пути.
Я несчастья желал тебе сгоряча —
Эти речи дерзостные забудь,
Я в душе проклинал тебя сгоряча —
Эти мысли мерзостные забудь!
Думал я, что прикажешь меня связать,
За проступок неслыханный наказать,
Что велишь меня отхлестать плетьми
Или псами свирепыми растерзать.
Ты же, добрый хан, не терзал меня,
Справедливостью наказал меня,
Ханской милостью наказал меня!
Буду вечно Аллаха теперь молить,
Чтобы жил ты, владыка, еще сто лет,
Буду вечно Аллаха теперь просить,
Чтоб хранил он тебя от жестоких бед,
Чтоб тебе и державе твоей послал
Много новых радостей и побед!
А со мной, что хочешь теперь твори,
Я — как жалкий прах у тебя в горсти,
Можешь в пыль втоптать, можешь прочь прогнать,
Но прости меня, господин, прости!..»
«Не печалься! — ласково хан сказал.—
Встань с колен! — своему рабу приказал.—
Отпускаю тебе твой невольный грех,
Ибо грех на совести есть у всех!
Верю сердцу правдивому твоему
И прощаю тебя перед всеми людьми,
А чтоб горько не было никому,
Как сказал я, так и решим с детьми:
Я наследника — сына себе возьму,
А чудесную девочку ты возьми».
Услыхали два близнеца,
Что желают их разлучить,
Что задумали двум отцам
Навсегда их теперь вручить,
Что задумали их пути
На две стороны развести,
Крепко связанную судьбу
На две стороны расплести,
И слезами они залились —
Неразлучные близнецы,
Закричали и затряслись
Злополучные близнецы,
И ручонками обнялись,
И ножонками переплелись —
Будто в тело одно срослись!
Сразу видно: двум близнецам,
Потерявшим гнездо птенцам
Друг без Друга жизнь не мила,-
Брата в ужасе и тоске
С плачем девочка обняла,
А у мальчика гневен взгляд,
И глазенки так и горят,
Смотрит с ненавистью на тех,
Что разлукою им грозят.
Не могли они говорить —
По три месяца было им,
Не могли они объяснить,
Что за горе грозило им,
Но понятно было без слов:
Невозможно их разлучить —
Легче надвое разрубить!
Тут заплакал раб Караман,
Сокрушенно махнул рукой.
«Забирай их, великий хан! —
Глухо вымолвил он с тоской.—
Зародились в одном гнезде
Два чудесных этих птенца,
Очутились в одной беде
Два неведомых близнеца,
И теперь разлучать нельзя
Одинокие их сердца —
Надо им одного отца!»
Так ни сына, ни дочь Караман
Не решился оставить себе,
И поплелся прочь Караман,
Покорясь печальной судьбе,
И за это не только простить,
Но на волю раба отпустить
И богато его наградить
Повелел справедливый хан.
Взял седой Шасуар этих славных детей,
Этих дивно-разумных, забавных детей,
Со слезами радости их отнес
К Акдаулет — к почтенной жене своей,