А как смерилось, в ближний лесок
Оттащила она свой мешок,
Глубоко зарыла в песок,
Чтобы никто отыскать не смог,
Закопала под старым пнем —
Не отыщешь и днем с огнем!
А теперь пора за дела:
Крепкий посох она взяла
И с рассвета в далекий путь
Нищей странницей побрела.
Берегись, могучий Шарьяр,
Берегись, голубка Анжим,
Не напрасно старуха клялась
Нанести вам смертельный удар,—
Уж кого невзлюбит она,
Как-нибудь да погубит она!
Целый день старуха идет,
А границы еще не видать,
И бредет всю ночь напролет,
А границы еще не видать,
Пятый день и десятый день
Беспрерывно шагает она,
И обширных ханских земель,
Наконец, граница видна.
Поглядела старуха кругом,
Усмехнулась щербатым ртом
И пустилась вперед бегом.
Есть у золота, говорят,
Колдовская, страшная власть:
Завладеет душой этот яд —
Распалится любая страсть.
Вспоминает старуха свой клад,
И огнем разгорается взгляд,
Будто в тусклых ее глазах
Золотые монеты блестят,
И быстрей старуха бежит,
И уже не бежит — летит,
Только ветер в ушах свистит!
Через гибельные леса,
Где не бродят ни волк, ни лиса,
Прямиком несется она,
Сквозь болотный густой камыш,
Где едва проберется мышь,
Напролом несется она,
Через сто степных кишлаков,
Через семь больших городов
Пробегает она тайком,
Над высокой горной грядой,
Над глубокой озерной водой
Пролетает одним прыжком,
Мчится ночью и мчится днем —
Тридцать дней и ночей подряд,
Не встречая нигде преград!
Все быстрей старуха бежит,
Будто заяц, спину согнув,
Мчится, выставив острый нос,
Словно хищный, горбатый клюв.
Развеваются змеи волос,
От усталости тело болит,
От натуги печень горит,
А она все бежит и бежит,
И не в силах уже удержать
Свой стремительный, дикий бег,
Так не может ни зверь бежать,
Ни тем более — человек.
Будто вихрь ее злой несет,
И сама себя на бегу
По спине она пятками бьет —
Подгоняет себя вперед.
Хоть совсем стара и страшна
И желта, худа, как скелет,
Заплела косички она,
Как девчонка двенадцати лет,
Чтобы мчаться еще быстрей
Не мешали волосы ей.
Наступает тридцатый день,
Начинает старуха считать,
Не сбавляя рыси своей,
Начинает вслух бормотать:
«Трижды три — это восемь дней,
Дважды восемь — семнадцать дней,
А семнадцать два раза взять,
Получается тридцать пять,
Девять дней мне еще бежать!» —
Хоть и хитрой старуха была,
Не умела точней сосчитать.
Вот тридцатый день миновал,
А старуха бежит и бежит,
Тридцать пятый день миновал,
А старуха бежит и бежит,
По лесам, по уступам скал,
По кустам, болотам бежит,
С перевала на перевал,
Обливаясь потом, бежит.
Как собака, устала она,
Как щепа, исхудала она,
Как унылый верблюжий горб,
Изогнулась дугой спина.
То и дело вздыхает: «У-ух!»
И судьбу проклинает вслух,
На обрывистый склон взбежит
И с трудом переводит дух.
Наконец, над восточной горой
День зарделся сороковой,
И внезапно ей с крутизны
Стали башни вдали видны
И зубцы крепостной стены.
Смотрит старая, рот раскрыв:
А и вправду город красив!
Что ни башня — словно скала,
Что ни улица — словно река,
Многолюдна и широка.
Вон богатый дворец стоит,
Как узорный ларец, блестит,
Вон майдан, вон большой базар —
Славный город воздвиг Шарьяр!
Как теперь исхитриться ей,
Чтоб туда попасть поскорей?
Видит: город рвом окружен
Глубиною в сорок локтей,
Крепостной стеной обнесен
Вышиною в сорок локтей,
А в стене — двенадцать ворот,
Но без спросу никто не войдет,
Подойдешь к воротам,— замок,
Словно пес, охраняет вход,
И у каждого свой секрет,
Хочет — впустит, а хочет — нет.
Но не стала старуха кричать,
Кулаком в ворота стучать —
Надо в город тихонько попасть,
Осторожно дело начать.
Вдоль стены старуха идет
И высматривает тайком:
Не найдет ли какой-нибудь лаз
Или трещину, или пролом?
Так весь город она обошла,
Но лазейки нигде не нашла.
Только с западной стороны,
У подножья толстой стены
Виден каменный круглый ход,
И арык сквозь него течет.
Мыслью дерзкою смущена,
У арыка встала она
И глядит, закусив губу:
Не пролезть ли в эту трубу?
Тут проделки вспомнились ей
Молодых, бесшабашных дней:
Как распутничала она,
Как паскудничала она!
А к тому же с северных гор
Ветерок холодный подул,
Будто в спину ее толкнул —
Сразу смелость в нее вдохнул.