Станет знатной, прославится дочь твоя!
Ведь не только с виду стройна, нежна,
Но к тому же и ласкова, и умна,
И добра, и участлива Гульшара,
Будет с ханом счастлива Гульшара!»
Где с правдивым спорят два хитреца,
С незлобивым вздорят два наглеца,
Нелегко даже мудрому устоять,—
Убедили они Алибая-вдовца.
«Прав ли я? — он подумал.— Велик Аллах,
Справедлив, милосерден в своих делах!
За свою любимицу я страшусь,
Но, быть может, напрасен мой глупый страх?
Ведь и вправду она и скромна, и умна,
А такая жена даже хану нужна,
Все равно над судьбою не властен я!»
И ответил он братьям: «Согласен я».
Усмехнулся тут Данабай-скупец,
Улыбнулся тут Сарыбай-хромец,
Засветилась радость в жадных глазах,—
Быть обоим богатыми наконец!
И взглянув на братьев, на их восторг,
Горький стон Алибай из груди исторг,—
До того ненавистным казался ему
Этот подлый торг, безрассудный торг.
И рукою махнул несчастный старик,
И в тоске головою седой поник,
На айване с гостями сидеть не стал,
На бесстыдный сговор глядеть не стал,
А побрел, удрученный, на задний двор,
Застилали слезы скорбящий взор,
И печально поникли плечи его,
Будто их к земле пригибал позор.
К Гульшаре-голубице старик пошел,
С милой дочкой проститься старик пошел
И любимице объявить своей:
Будет свадьба ее через несколько дней —
Быть отныне ханской женою ей!
Детство Шарьяра и Анжим. Песнь вторая.
О том,
как взвешивали на весах трех невест,
как в первую же брачную ночь
убедился старый хан в искренности Гульшары
и в лживости ее сестер,
а также о том, как нетрудно Аллаху,
если он этого пожелает,
отнять у человека нечестно нажитое богатство
Долго длился свадебный той,
И не снился вам праздник такой:
Возвышались яства горой,
И напитки текли рекой.
Были родичи трех невест,
Были гости из многих мест,
Пили, спорили, кто из них
Больше съест за один присест.
Был поистине пир богат —
Длился он сорок дней подряд,
Верно, вдвое за эти дни
Поубавилось ханских стад,
Но подробней про этот пир
Не хочу рассказывать вам,—
Все равно тот, кто не был там,
Не поверит моим словам.
Был доволен хан Дарапша,
Обещанье свое сдержал:
Первым делом в приемный зал
Всех вельмож и хаджей созвал.
Все его мухирдары пришли,
Все его хамелдары пришли,
И завернутых в белый шелк
Трех невест служанки ввели.
А потом одну за другой
Посадили их на весы,
Чтобы точно определить
Цену девичьей их красы,
И со связкой больших ключей
Наблюдал старик-казначей,
Как на чашу весов течет
Из мешков золотой ручей,
И следил почтенный Томан,
Чтоб допущен не был обман.
Больше всех получил монет,
Золотых, чеканных монет
Младший брат — Сарыбай-хромец,
Потому что пышнее всех,
Потому что жирнее всех,
Как большой бурдюк, тяжела
Дочь-болтунья его была.
Меньше всех получил монет,
Старший брат — Алибай-вдовец,
Потому что легка, тонка,
Тоньше гибкого стебелька
И нежней полевого цветка
Гульшара-голубка была.
А как справил свадебный той,
По коню с золотой уздой
Подарил своим тестям хан
Да велел им ехать домой.
Дан приказ был еще с утра:
За дворцом, в глубине двора,
Три шатра поставить больших,
Три богатых, цветных шатра.
Были праздничны и пестры
Эти свадебные шатры,
Багрянели узоры на них,
Как пылающие костры.
Для любовной, сладкой игры
Предназначены были шатры:
В каждом — шелковая постель,
И светильники, и ковры.
Как лучистый восход, золотым
Был шатер для старшей сестры.
Как небесный свод, голубым
Был шатер для средней сестры.
Как весенняя степь, цветным
Был шатер для младшей сестры
Для красавицы Гульшары.
Наступила ночь на дворе,
Хан явился к старшей сестре,
Что была в золотом шатре.
А невеста уже заждалась
И ложиться спать собралась,
Но услышав его шаги,
Живо на ноги поднялась.
На супругу свою поглядел,
Рядом с нею на ложе сел
И, обняв ее полный стан,
Улыбаясь, промолвил хан:
«Ты скажи, ничего не тая,
Новоизбранная моя,—
Ты, как спелый хлопок, пышна,
Ты отныне — моя жена,
Стало явью желанье твое,
Ну, а где ж обещанье твое?»
Брови девушка подняла
И кокетливо произнесла:
«Извините, мой господин,
Я вас что-то не поняла,
А уж если честно сказать,
Удивляюсь я вашим словам: