Мы ведь видимся в первый раз,—
Что же я обещала вам?»
Тут нахмурился грозный хан,
Перед взором поплыл туман:
«Хэй, негодница, отвечай —
Иль поплатишься за обман!
Обещала ты показать,
Как чудесно твое мастерство:
Ты из кокона одного
Груды шелка можешь соткать
И нашить из него шатров
Для могучих моих бойцов,—
В жены, глупая, взять тебя
Я решил после этих слов!»
«Ах, мой хан! Я слыхала не раз,
Что премудр повелитель наш,
Что умом сорока человек
Обладает властитель наш,
А теперь не пойму ничего,
Видно вас опьянила страсть:
Ведь из кокона одного
Даже нитки — и то не спрясть!
Надо коконов взять таких
Больше в тысячу тысяч раз,
Чтобы столько шелка соткать,
Чтобы выполнить ваш приказ.
Услыхав в шутке моей,
Как могли вы поверить ей?
Чтобы править целой страной,
Надо быть немного умней!»
Рассердился хан Дарапша,
С ложа встал, тяжело дыша,
Как большой казан на огне,
Закипела его душа,
И пощечиной наградив,
За узорный пояс схватив,
Потащил он ее из шатра —
Прочь прогнать велел со двора.
Тьма царила давно на дворе,
Хан явился к средней сестре,
Что была в голубом шатре.
А невеста уже заждалась,
Преспокойно спать улеглась
И, глаза протерев с трудом,
На постели приподнялась.
На супругу свою поглядел,
Рядом с нею на ложе сел
И, обняв ее стройный стан,
Так с усмешкой промолвил хан:
«Ты скажи, ничего не тая,
Новоизбранная моя,—
Ты, как юный тополь, стройна,
Ты отныне — моя жена.
Стало явью мечтанье твое,
Ну, а где ж обещанье твое?
Ты, конечно, помнишь его,
А когда исполнишь его?»
Брови девушка подняла,
Сонным голосом произнесла:
«Не сердитесь, владыка мой,
Я вас что-то не поняла,
И по-честному говоря,
Удивляюсь я вашим словам:
Мы встречаемся в первый раз —
Что же я обещала вам?»
Поглядел исподлобья хан,
Как свирепый, старый кабан:
«Хэй, бесстыдница, отвечай —
Накажу тебя за обман!
Слышал я, как хвалилась ты,
Что сумеешь меня развлечь,
Что из зернышка одного
Сможешь гору лепешек спечь,
И для воинства моего
Будет сразу запас готов,—
Или так забывчива ты,
Что не помнишь собственных слов?»
«Ах, мой хан! А еще говорят,
Что хитер повелитель наш,
Что умом сорока человек
Обладает властитель наш.
Не могу я понять ничего,
Удивляюсь на вашу речь:
Ведь из зернышка одного
И кусочка лепешки не спечь,
Даже малой крошки не спечь!
Если птичка проглотит его,
Даже та не будет сыта,
А уж войско им прокормить —
Это, хан, пустая мечта!
Надо зерен собрать таких
Больше в тысячу тысяч раз,
Чтоб для ваших бойцов лихих
По лепешке спечь про запас.
Услыхав о шутке моей,
Как могли вы поверить ей?
Чтоб на троне сидеть золотом,
Надо быть немного умней!»
Возмутился хан Дарапша,
Поднялся, тяжело дыша,
Как сухой пучок камыша
Запылала его душа.
На ковер ударом свалив,
За тугие косы схватив,
Поволок он ее из шатра —
Гнать взашей велел со двора.
Был уже предрассветный час,
Месяц в небе почти угас,
И блестеть начала сквозь туман
Голубая звезда Шолпан.
В этот час, в золотистой мгле,
Отступают шайтаны прочь,
Что в мечтах о грехе и зле
Ночью рыщут по всей земле,—
До рассвета они грешат
И невинные души страшат,
Но едва поредеет мрак,
Прочь убраться они спешат:
Время им разбой прекратить,
Нрав жестокий свой усмирить,
Чтобы в небе и на земле
Место ангелам уступить.
И вот в этот час, на заре,
Хан явился к младшей сестре —
К юной, трепетной Гульшаре
В глубине цветного шатра,
Не смыкая глаз до утра,
Вышивала, супруга ждала
Терпеливая Гульшара.
Словно буря, ворвался хан,
Духом ярости обуян:
«Хэй, несчастная, отвечай —
Это правда или обман?
Говорила ты, что не прочь
Провести с властителем ночь
И родить ему двух близнецов:
Богатырского сына родить,
Что храбрее всех храбрецов,
Да впридачу — красавицу-дочь.
Обещала ты, что у них,
У чудесных детей твоих
Будет чуб один золотой
И серебряный — чуб другой.
Обещала ты?.. Говори!..
Но смотри — со мной не хитри,
Видишь, стража стоит у двери,
Не дождешься новой зари!..»
И как трепетный огонек,
Добротой покорной светясь,
Как под ветром — робкий цветок,
Перед мужем грозным склонясь,
На сердитый крик Гульшара
Тихим голосом отозвалась:
«О, супруг, повелитель мой,
Ты отныне — хранитель мой,
Взял ты в руки мою судьбу,
Так послушай свою рабу: