Нет обмана в моих словах,
Обещанье помню свое,
Если мне поможет Аллах,
Обещанье исполню свое!»
Так ответила Гульшара,
Словно утренний луч, светла —
И послушно пояс сняла.
А тем временем трое отцов,
Властелину продав дочерей,
Торопились домой скорей
И нахлестывали коней.
Мчались кони в пыли степной,
Возвращались отцы домой,
И у каждого был к седлу
Приторочен коржын цветной,
А в коржынах — столько монет,
Золотых, чеканных монет,
Что богато и праздно теперь
Можно жить до преклонных лет!
Хохотал Сарыбай-хромец —
Веселился от всей души,
Бормотал Данабай-скупец —
Все считал свои барыши,
Лишь седой Алибай-вдовец
Все печальней был и мрачней,—
За судьбу голубки своей
Волновался старый отец,
Сокрушался старый отец,
Что напрасно согласье дал,
Что на этот желтый металл
Свет очей своих променял!
И в поступке своем роковом
Он раскаивался тайком —
Слезы смахивал рукавом.
Хоть и мчались кони стрелой,
Не касались земли почти,
Ночь густая на полпути
Их накрыла черной полой,
И когда на краю земли
Краснокрылый закат угас,
Трое братьев с коней сошли,
Сотворили вечерний намаз,
А потом разожгли костер,
У костра постелили ковер,
На ковер положили кладь
И устроились отдыхать,
Только сна ни в одном глазу —
Всем троим не хотелось спать.
И тогда предложил Сарыбай:
Никого поблизости нет,
И не скоро придет рассвет,
А в коржынах полно монет,—
Чтобы ночь веселей скоротать,
Почему б их не сосчитать?
Свой тяжелый, тугой коржын
Развязал Сарыбай-хромец,
А за ним свой большой коржын
Развязал Данабай-скупец,
Деньги высыпали на ковер
И подбросили веток в костер,
И подобно волшебной горе,
Засверкала груда монет
На широком, цветном ковре.
Стали братья монеты считать
Да в ладонях пересыпать,
Принялись разглядывать их
И на кучки раскладывать их,
И о будущем вслух мечтать.
Был невесел лишь Алибай:
Он считать монет не хотел,
Молчалив и сгорблен, сидел,
В безутешной скорби сидел
И на братьев мрачно глядел.
С тайной горечью думал он:
«О, как демон богатства силен –
Где же власти его предел?..»
Той порой в темноте ночной
Пробирались десять бродяг,
И угрюмо между собой
Препирались десять бродяг,
И внезапно в дали степной
Увидали они костер —
Увидали большой костер,
Озарявший окрестный мрак.
Пошептались десять бродяг,
Осторожно пошли на свет —
Увидали трех скакунов,
Увидали трех стариков,
Увидали возле костра,
Посреди большого ковра
Золотую груду монет.
А у золота, говорят,
Колдовская, страшная власть —
Проникает в сердца этот яд,
Распаляет грешную страсть.
И решили десять бродяг
На почтенных старцев напасть
И сокровища их украсть.
Тщетно бился, на помощь звал,
Угрожал Сарыбай-хромец,
Тщетно плакал, волосы рвал,
Умолял Данабай-скупец,—
Были палки у дерзких бродяг,
А у некоторых и ножи,
Было, видно, им не впервой
По ночам совершать грабежи.
Двух бедняг схватили они,
Руки им скрутили они,
Как баранам, выпустить кровь,
Хохоча, пригрозили они,
Живо золото их сгребли —
На коней погрузили они,
Захватили с собой и ковер,
Закидали песком костер.
Лишь седой Алибай-вдовец
Не кричал, не звал, не рыдал —
В стороне безучастно сидел,
На грабеж бесстрастно глядел,
Будто этого только и ждал.
Не светились в его глазах
Ни тоска, ни мольба, ни страх,
А когда бродяги к нему
Подошли с ножами в руках,
Ни словечка им не сказал,
Лишь презрительно посмотрел,
Снисходительно посмотрел
И на свой коржын указал:
Мол, берите добычу свою —
Добровольно ее отдаю.
Взяли золото — и скорей
Поспешили бродяги прочь,
Крики, ругань, ржанье коней
Поглотила черная ночь,
А следы торопливых ног
Засосал ползучий песок.
Лишь к исходу третьего дня,
Чуть живые, в рванье, в пыли,
Вероломство судьбы кляня,
Трое братьев домой пришли.
Всю дорогу брели пешком,
День и ночь, не смыкая глаз,—
Кто был раньше с ними знаком,
Тот бы их не узнал сейчас.
Первым шел Данабай-скупец —
Как безумный, на всех смотрел,
От страданья весь почернел,
Высох, сгорбился, постарел.
Ковылял Сарыбай-хромец —
Клокотал, зубами скрипел,
И плевался, и что-то хрипел,
До сих пор остыть не успел.
А за ним Алибай-старик,
Опираясь на посох, шел,
Хоть и был этот путь тяжел,
Не согнулся он, не поник.
Темный лик его посветлел,