И, казалось, сама судьба улыбнулась ему, В полдень впередсмотрящий доложил: "На горизонте вижу две мачты". Командир немедленно поднялся на боевой мостик и жадно схватил бинокль. Вот он, "язык", который так ему нужен сейчас, - маленький беззащитный корабль. Меенсен Больхен улыбался, Меенсен Больхен потирал руки - он был доволен. Воображение рисовало ему, как после первого же выстрела испуганно и торопливо противник спустит флаг. Пират к этому привык. Разве осмелится карлик ослушаться великана?
Но карлик имел сердце богатыря! Это был советский ледокольный пароход "Александр Сибиряков".
Двадцать седьмого августа узники гитлеровского рейдера услышали, как содрогнулся стальной корпус их плавучей тюрьмы. Злобно рычали его тяжелые орудия. Запертые в холодном карцере, сибиряковцы, прижавшись друг к другу, напряженно вслушивались в звуки сражения. Вот на палубе линкора разорвался снаряд, второй... И они поняли: на этот раз пирату приходится туго. Сердца советских моряков наполнились радостью.
Сибиряковцы не знали, с кем ведет бой фашистский корабль, они не знали, что все попытки "Шеера" прорваться в пролив Вилькицкого оказались тщетными. Они также не знали, что об их беспримерную отвагу разбились вдребезги замыслы гитлеровской ставки - операция, которой адмирал Карле дал романтическое название "Страна чудес". Он не ошибся. Рейдер действительно столкнулся с чудесами - чудесами мужества и несгибаемой воли советского человека.
В ночь на двадцать седьмое
МЕДЛЕННО катится над горизонтом холодное солнце. В обычное время оно мешает заснуть, а вот на дежурстве убаюкивает. Веки устало смежаются. Как медленно идет время!
Секретарь штаба морских операций Лиля Носовская героически боролась с дремотой, переписывая в журнал последние радиограммы. Вот сообщение о том, что - караван под проводкой ледоколов "Красин" и "Ленин" благополучно идет морем Лаптевых к Тикси. В конце фраза: "Что слышно о сибиряковцах?" Вот короткий отчет одной из полярных станций с Новой Земли и опять вопрос: "Как люди с "Сибирякова"?" Судьба экипажа ледокола волновала в эти дни всех, кто знал о его гибели. В том, что корабль потоплен, никто не сомневался, иначе моряки дали бы о себе знать.
Прошло уже более двух суток, поиски оказались тщетными. Как на грех, небо заволокли низкие тучи. Они ползли над самой водой, мешая самолетам вести разведку района, откуда, по предположению штаба, "Сибиряков" послал в эфир последние радиограммы. Не было сведений и о фашистском рейдере: летчики не смогли его обнаружить.
Штаб принимал все меры, чтобы тщательно обследовать район боя. Несмотря на опасность встреч с врагом, нескольким судам, пути которых лежали вблизи места, где мог быть потоплен "Сибиряков", приказали внимательно осматривать острова. И хоть десятки биноклей обшаривали скалы, ни одного человека на них никто не заметил.
Ушел ли фашистский пират от советских берегов, или еще рыщет где-нибудь рядом? Трудно было ответить на этот вопрос.
Особенно тяготило сознание, что нечем сейчас дать должный отпор гитлеровскому линкору. Советские военные корабли были далеко и не могли прийти сюда из Баренцева и Белого морей. Им и без того хватало дел: каждая боевая единица на учете. Все это отлично понимали.
В 1.05 резко, затрещал телефон. Лиля услышала в трубке взволнованный голос дежурного радиостанции "Новый Диксон":
- На северо-востоке видим во мгле неизвестное военное судно. Подходит к острову с запада. На позывные не отвечает.
- Продолжайте наблюдать! - ответила Носовская. - Я сейчас сообщу руководству.
Через несколько секунд Лиля уже разговаривала с начальником штаба Еремеевым.
- Странно, очень странно, - сказал он. - Наших кораблей поблизости быть не может. Подайте команду "тревога". Сообщите в порт, в поселок, судам.
Быстро одевшись, Еремеев вбежал в соседнюю комнату:
- Ареф Иванович, проснитесь!
Измученный двумя бессонными сутками, начальник морских операций Минеев спал так крепко, что его пришлось сильно трясти за плечи. Наконец он открыл глаза и устало спросил:
- Что у вас, Николай Александрович?
- Неизвестное судно идет к Диксону!
- Бегите выясняйте, что это за гость. Не фашистский ли рейдер? А я следом. И дайте сигнал тревоги...
- Уже сделано, - с порога ответил Еремеев.
Спустя несколько минут никто не сомневался: у острова вражеский линкор. Все пришло в движение. Поступило донесение с острова Медвежий: "Неизвестный корабль прошел мимо, держа курс на внешний рейд". Ждать противника теперь можно было только со стороны Скуратовского створа. Если фашисты захотят войти в гавань, им придется огибать мыс Наковальня и резко поворачивать влево, в пролив. Это предполагали и Минеев, и начальник политотдела Шатов, и начальник полярной станции Сидоренко.
В сторону пролива повернулись жерла шестидюймовой береговой батареи лейтенанта Николая Корнякова. К встрече врага приготовились и корабли.
"Дежнев" поднял флаг, отвалил от причала, где бункеровался, и двинулся к проливу, не успев даже опустить стрелы. Ему, еще недавно мирному труженику, долг велел первому принять удар врага и заслонить собой порт. "Дежнева" теперь называли "СКР-19"{17}. На нем было четыре семидесятипятимиллиметровых и столько же сорокапятимиллиметровых орудий. Отошла от причала и "Кара", груженная взрывчаткой. Штаб, приказал увести ее под прикрытие берега. Снялся с якоря стоящий на рейде "Революционер" - пароход, также имевший на борту несколько легких пушек. Он двинулся вслед за "Дежневым", чтобы помочь ему в трудную минуту. Маленький северный поселок превратился в крепость, пусть слабо вооруженную, но с мужественным гарнизоном, полным решимости дать отпор любому, самому грозному врагу.
Когда "Дежнев" получил приказ отойти от причала, командир его Гидулянов находился в штабе и не успел вернуться на судно. Командование принял на себя старший помощник капитана Кротов, опытный моряк, плававший на этом ледокольном пароходе еще до той поры, как он стал называться "СКР". Кротов стоял на мостике с неразлучной трубкой в зубах. Он вынимал ее только тогда, когда нужно было подать команду.
Уже недалеко и пролив - ворота в открытое море. Туда устремлены взоры всего экипажа. Где же противник?
Гурген Тонунц, восемнадцатилетний матрос, застыл у зенитного пулемета. Юноша волновался: первое морское сражение в его жизни. Два года назад он поступил в Мурманское мореходное училище, решив стать капитаном дальнего плавания. То была мечта его жизни, вернее - одна из двух дорог, которые его звали. Вторым увлечением Гургёна был театр.
Когда началась война, он вместе с товарищами проходил практику на "Дежневе". Курсанты попросили зачислить их в команду. Просьбу ребят удовлетворили, так они стали матросами. И вот первый бой.
Когда же появится противник? Тонунц смотрел то на мостик, где стоял Кротов, то в сторону пролива.
Наконец из серой мглы проступили очертания большого корабля. В нескольких кабельтовых от мыса Наковальни он стал медленно разворачиваться бортом к бухте. Фашисты рассчитывали застать Диксон врасплох.
Яркие вспышки вдали, шипящий свист тяжелых снарядов возвестили о том, что пират начал свое черное дело. Спящая вода бухты в миг проснулась, с ревом из нее вырастали высоченные белые султаны. В ответ заговорили орудия "Дежнева" и "Революционера". Бухнули шестидюймовки лейтенанта Корнякова. Гром взрывов и выстрелов разносило по берегам разноголосое эхо, все вокруг гудело и стонало. Еремеев видел с пристани, как один из вражеских снарядов разорвался на берег.у, неподалеку от порта, другой - на палубе "Революционера". Бой разгорался
Николай Александрович начал готовить для эвакуации документы на случай, если враг попытается высадить на остров десант. Ему помогали молодые сотрудники штаба синоптик Фролов и гидролог Сомов{18}.