"Это было ранней весной 1945 года, - пишет Я. Г. Гришков. - Наши войска (в том числе и 1-я Гвардейская танковая армия, в которой я служил) прижали гитлеровцев к Балтийскому морю в районе Данцига и Гдыни. На одном из первых танков ("Т-34") я вошел в прорыв и мчался по дороге. Тут стали нам встречаться на обочинах шоссе трупы людей в полосатой одежде. Догадались: где-то впереди движется колонна пленных. Прибавили газу. Дальше все было так, как рассказывается в газете. Еще одна деталь.
Вечером в населенном пункте (название уже не припомню) снова встретился с освобожденными из плена товарищами. Среди них было много больных. Устроили лазарет. К счастью, в деревне нашелся польский врач, у которого была целая аптека. Он оказал больным первую помощь.
Потом группа бывших узников пригласила меня к себе. В небольшой комнате сервировали стол, очень скромно, конечно. Все были взволнованы, у многих на щеках сверкали слезы. Товарищи рассказали об ужасах фашистского лагеря Штутгов. Тысячи людей погибли там от голода, болезней, расстрелов. Но, несмотря ни на что, в лагере шла борьба, действовал подпольный штаб.
Среди товарищей находился капитан погибшего ледокола "Сибиряков", худой, чернявый. Видимо, это и был Анатолий Алексеевич Качарава, о котором рассказано в газете".
Героически погибли комиссар "Сибирякова" Зелик Абрамович Элимелах и старший механик Николай Григорьевич Бочурко, открывший кингстоны. Хотелось побольше узнать об этих замечательных людях, отыскать их фотографии.
И вот раздался телефонный звонок. С нами разговаривала Мария Петровна Бочурко - жена отважного сибиряковца. Она сообщила, что у нее сохранилось много фотографий мужа и есть одна, где он снят вместе с Элимелахом. Снимок был сделан незадолго до гибели.
На другой же день Мария Петровна приехала к нам в редакцию.
- Николай Григорьевич родился в Белоруссии, в семье железнодорожного мастера, - рассказала она. - Отец его, Григорий Романович, хотел, чтобы сын стал горным инженером, посылал его учиться. Но вышло иначе: Николая звало море. Юноша уехал в Архангельск и поступил кочегаром на пароход. Старшим механиком Бочурко стал, пройдя все судовые технические специальности: он был машинистом, четвертым, а затем третьим и вторым механиком. Без отрыва от работы защитил диплом инженера. Любил он своего "Сибирякова", его старую машину. Так любил, что, признаюсь, ревновала я Николая Григорьевича к ней. Бывало, даже дома только и разговоров, что о родном корабле, о машине, о друзьях-товарищах. А их у Бочурко было много.
Мария Петровна рассказала, что в последние годы крепкая мужская дружба связывала Николая Григорьевича с Элимелахом. Она хорошо помнит этого живого, энергичного человека, всегда внимательного и чуткого. Зелик Абрамович был частым гостем в их доме. За два месяца до гибели "Сибирякова" кто-то из сослуживцев сфотографировал друзей на палубе корабля. Этот снимок Мария Петровна особенно берегла.
Чем больше людей включалось в работу, тем отчетливее вырисовывались характеры сибиряковцев. Порой начинало казаться, что мы сами встречались с героями, знали их лично. Нам хотелось быть скрупулезно точными в своем рассказе, но иногда мы поступали так, как подсказывало сердце.
Элимелах! Мы знали его на корабле. Но вот появилась Мария Петровна Бочурко и раскрыла его в ином свете, где на первом плане были уже не служебные качества, а духовная красота, чуткость и удивительная сердечность комиссара. Мы получили письмо от его брата Давида. Узнали новые данные из биографии Зелика Абрамовича. В 1927 году он окончил в Гомеле школу металлистов, уехал в Керчь, работал на заводе. Потом был в Николаеве секретарем комсомольской организации школы морских летчиков. В 1930 году Элимелах переехал в Москву, там закончил партийную школу и затем стал заместителем по политической части ледокольного парохода "А. Сибиряков".
Из письма Д. А. Элимелаха стало известно о телеграмме, отправленной им брату в Архангельск, о трагической гибели матери, расстрелянной фашистами в белорусском местечке Носовичи.
После опубликования в газете рассказа о "Сибирякове" значительно пополнился альбом фотографий героев. Теперь мы имели портреты большинства основных действующих лиц.
Очень обрадовало письмо В. Ф. Самарина. Он прислал несколько любительских фотографий отважного радиста Анатолия Шаршавина, с которым Самарин служил на полярной станции в Тикси. "Анатолий был веселый, деятельный парень, душа наших комсомольцев, - вспоминает полярник. - Таким он и остался в наших сердцах навсегда".
Приходили новые сведения и о ледоколе. "А знаете ли вы, как наш "Сибиряков" помогал молодой Советской республике в годы ее становления? писал бывший кочегар ледокольного парохода Степан Ильич Рубцов. - Ходили мы на нем из Архангельска 8 голодном двадцатом году. Таскал за собой "Сибиряков" на буксире четырехмачтовый парусник - угля-то не хватало".
А вот с нами заговорили те, кто шел проливом Вилькицкого в караване судов.
* * *
"...Пишу вам и очень волнуюсь. Это понятно.
Я один из тех, которые своей жизнью, счастьем строить великое будущее нашей страны обязаны отважным сибиряковцам. Это они прикрыли нас своей грудью, приняв неравный бой с гитлеровским линкором "Адмирал Шеер".
Работал я тогда машинистом на пароходе "Комсомолец Арктики", который в числе других судов каравана шел на восток. Хорошо помню день 25 августа 1942 года, когда была получена тревожная радиограмма и "Красин" повел нас во льды проливом Вилькицкого. Мы не знали тогда всех подробностей, но восхищались стойкостью и мужеством товарищей, принявших неравный, жестокий бой с врагом. В моем сердце навсегда сохранятся имена Элимелаха, Бочурко, Шаршавина, Качаравы, Сараева и других героев с "Сибирякова". Спасибо им.
И. В. Русинов, научный сотрудник института экономики Академии наук СССР".
* * *
Слова восхищения, благодарности сибиряковцам шлет матрос с парохода "Дежнев" В. Коробицин, полярницы Е. Чупилко и М. Старидворская и многие, многие другие.
Бывший заместитель политрука теплохода "Двина" П. Филев, ныне директор Тотемского маслозавода Вологодской области, рассказал о походе советских судов без конвоя в Америку. Он-то и поведал историю удивительного рейса "Двины" в Нью-Йорк с деревянными пушками.
Многие читатели сообщают подробности о бое, который вели с "Шеером" полярники Диксона. В большинстве своем это участники памятного сражения. "Мы мстили за "Сибирякова", - пишет бывший матрос Н. Русанов. - И хоть силы наши не могли сравняться с огневой мощью врага, мы его все-таки пересилили: "Шеер" бежал". Письма подобного содержания прислали бывший артиллерист батареи С. Майоров, работник политотдела К. Алексеев, бывший моряк Р. Левитин. Их рассказы помогли нам полнее воссоздать картину боя маленького полярного порта с морским пиратом.
На ледокольном пароходе "Дежнев" среди других моряков сражался и был ранен матрос Гурген Тонунц. И он откликнулся, прислал письмо. Сейчас Гурген Оганесович - известный советский киноартист. Тот самый, который сыграл Насреддина в фильме "Насреддин в Ходженте", роль Камо в кинокартине "Лично известен". Встретиться с киноартистом оказалось делом не простым. Он то был на съемках, то выезжал из Москвы с гастролями. Встреча с Гургеном Оганесовичем состоялась в дни, когда дописывались эти последние страницы. Так удалось узнать о том, что происходило на "Дежневе" во время боя с "Шеером". В этом, сражении Тонунц был ранен в обе ноги и руку. А когда вылечился, уехал на фронт, стал разведчиком, награжден несколькими боевыми орденами и медалями.