Войдя в офис и поприветствовав коллег, я направился на свое рабочее место, сел в кресло, окинул взглядом помещение и только в этот момент осознал новую реальность. Нет, внешне все осталось прежним, а вот мои впечатления от окружающей привычной обстановки кардинально переменились. Я, словно пробудился от долгого сна. О прежней трудовой жизни уже не могло быть и речи! Я даже почувствовал печаль о том, что уже не вернуть мой прежний настрой души. Никогда не вернуть мою полусонную тоску, моё буддистское равновесие и равнодушие. Светлым туманом они уходили от меня, просачиваясь сквозь жалюзи в приоткрытые окна офиса и развеивались на улице безвозвратно. Кое-как отработав этот рабочий день и получив деньги, я торопливо попрощался и ушел. Мне показалось, что в офисе все заметили перемену, которая произошла со мной, но меня это не тревожило. Нужно было выполнить поручение сказочного дедули и я поехал по указанному адресу.
Операция «ДОБРОЕ ДЕЛО» прошла настолько буднично и тихо, что мне стало на минуту досадно, что я не увидел счастливых и благодарных лиц, которым я, ни с того ни с сего, отвалил половину моей зарплаты. На обратном пути в трамвае в мою голову самопроизвольно полезли килограммы апельсинов, бананов, яблок, груш, которые я бы купил в текущем месяце. За фруктами потянулись ароматные пачки печенья, кульки разноцветных конфет, свертки с халвой, орехами, шербетом и другими вкусностями. Затем пошли колбасы — цельные палки сухой и вареной колбасы, сарделек и сосисок проплыли как бы мимо моего носа и растревожили аппетит. А когда мой обожаемый рыбный отдел уже готовился продемонстрировать свои красоты, я очнулся, обнаружив, что трамвай приехал и выскочил из вагона. До моего дома оставалось еще 10 минут ходьбы и за это время мне удалось подавить в себе внутренний гастрономический протест и сосредоточится на мысли о том, как доктора делают операцию отцу семейства, а его бедные жена и детки переживают об исходе.
С этой мыслью я вошел в дом, снял куртку и направился в свою комнатку. Когда я вошел и включил свет, мне показалось, что в углу у шкафа произошло какое-то беспокойное движение. Комната была пуста, однако на моей белой табуретке стоял маленький медный самоварчик и три крохотные фарфоровые чашечки. От самоварчика шел пар и было ясно, что в мое отсутствие тут чаёвничала целая компания. Дверца шкафа скрипнула и оттуда показалось виноватое лицо Ужели. Я упер руки в бока и вопросительно посмотрел на него.
— Ах, это Алешенька пришел! Наконец то! А я то заждался. Уж сижу да волнуюсь, да все думу думаю, а и где это наш сударик-господарик, а и куда запропастился… он…
— Как видно не один сидишь, — перебил я его причитания и сел на диван.
— Дело у меня к тебе, Алешенька есть, личного характера, выслушай да не прогневайся, — продолжал Ужеля без тени сомнения. — Понимаешь, не могу я один без моей зазнобушки любимой, — тут дедуля поманил меня к себе и заговорчески-торопливо зашептал на ухо, — по мужской то части надобно да? Мы же с тобой мужчины, ты поймешь. Сейчас я вас познакомлю, только ты Демьяну не сказывай, он-то мне одному приказал у тебя прописаться. А мне одному невмочь, так что по рукам?
— Пожалуйста, пусть живет — отвечал я. — Ты мне лучше скажи, как мы теперь на половину зарплаты жить будем? До следующей зарплаты еще целый месяц…
— От нее только польза будет — продолжал тараторить о своем обрадованный Ужеля и полез в шкаф. После минутного шуршания и пререканий из шкафа наконец вылезли супруг с супругою.
— Это Ладушка, а это Алексей! — Представил нас Ужеля. Милое крохотное существо, одетое в рыжеватую хламидку, с лицом, чем-то похожим на мордочку белки, пропищало мне что-то в ответ и тут же обратно скрылось. Я не успел ее как следует рассмотреть.
— Стесняется! — Сказал Ужеля, — и тут вдруг сердито добавил, — а с дармоедами дружбу водить не стесняется! Я, понимаешь ли, только ее пристроил у тебя в шкафу, должностью рисковал, репутацией, обустроились, обживаться уже начали, и тут эта дура братца привела! Уйди с глаз моих долой! — Прикрикнул он на супругу, высунувшую было мордашку, и та снова исчезла.
— Ну, какой он, между нами, братец, Алешенька? — Ужеля был чрезвычайно возбужден, глаза его слегка косили и я уже засомневался, что в самоваре был чай, а не что-то покрепче. — Баню, говорит, в сарай переделали, и куда идти баннику? Конечно, она его в семью тащит, братца своего ненаглядного! Думает мужа обманет! Меня, домового! Эх, Алешенька, не верь женщинам, а с другой стороны, ну как без них то, а?