Дверь скрипнула, и на пол вывалился мой маленький, бородатый друг. Порожек шифоньера оказался видимо намного выше, чем рассчитывал домовёнок. Как же я был ему рад — Ужеля! Дорогой!
Я соскочил с дивана и уже через мгновение сжимал в руках мягкого, волосатого и немного сердитого друга.
— Тише ты, дубина, всю моль распугал!
Однако чувствовалось, что и Ужеля рад меня снова видеть.
— Поставь где взял! Что за манеры.
— Как я рад тебя видеть, ты себе даже не представляешь!
— А что радоваться? По всему городу тебя искал, а ты вот где. Смотри, жизнь какая пошла сложная!
Ужеля развел руками, глубоко вздохнул и полез вглубь дивана. Подтягивая к себе шерстяной плед, не переставая оживленно говорить:
«Я вначале к тебе домой сунулся, в гостях говорят хорошо, но дома-то лучше! А там, не поверишь, глазки какие-то непонятные из углов глядят. Я вначале по-доброму, обращаюсь к нему: „Ты кто такой“. Он молчит. Я ему говорю: „Ты куда, одноглазый, смотришь?“ Он молчит. Я ему тогда: „Ты чего молчун зенки вылупил, а?“ А потом дошло до меня, это твою комнату в кино показывают, а главный режиссер наставничек твой, Яков, любимец Чадушкин. Да ты не бойся, Алёша, возвращайся в свою комнату, я эти глазки заговорил, они теперь другое кино крутят, безвредное».
От Ужелиной болтовни на душе стало легко и приятно и холодное чувство одиночества, возникшее в моей груди в тот момент, когда я оказался в этом уютном, но чужом месте, исчезло.
— Нет, дедушка, домой я не пойду. Мне и тут хорошо, а с тобой теперь еще лучше. Знаешь, надоела мне моя комната. Думаю, может приобрести новый домик с участком и переехать?
— Эх, Алеша, для тебя теперь весь мир как один домик с участком — живи где хочешь.
— Что ты, дедушка, без отдельного жилья я не могу и не хочу! Устроимся как-нибудь, это я тебе обещаю. И Ладушку свою туда приведешь. Кстати, где она?
— Да, пристроил я ее пока у дальних родственников, дел-то невпроворот, а скоро еще больше будет — «пришла беда открывай ворота».
— Ты это о чем?
— Как о чем? О врагах наших, о Чадушке, он ведь упырь лихой, к Якову в услужение подался!
— И что же так прямо и явился перед Яковом? Представляю себе эту сцену!
— Нет же, не так дело обстоит! Чадушка во сне к нему приходит и мороки навевает, про тебя все рассказывает, про Демона твоего и цели твои.
— Так это же во сне, Яков наверняка не верит в сны, — возразил я.
— А про подсознание, ты Алёша забыл? Имея про тебя правду в подсознании Яков интуитивно сможет лучше оценить и победить противника, то есть тебя.
— Вот, вот, Яков! — Оживился я, понимая, что Ужеля в курсе дела.
— Ты скажи, дедушка, что мне делать с учителем моим? Ведь он бомбу мне в телефон подложил, следит за мной постоянно, за родными моими следит, деньги вот дал на бизнес. С этими словами я высыпал из сумки на диван все деньги от Якова. Ужеля ахнул, но быстро собрался, подполз к деньгам и начал деловито их пересчитывать. Он тщательнейшим образом пролистал каждую банкноту, будучи почему то уверен, что Яков надул меня хотя бы на сотню долларов.
— Да брось ты, дедушка, не мелочись.
— Ну, что я говорил, надул-таки! Знаю я этого скупердяя, было бы выгодно так он и сам себя бы обворовал, — воскликнул домовой.
Я не мог поверить, но пересчитывать самому не хотелось, да и Ужеле я доверял. А старик продолжал ворошить долларами, то складывать, то раскладывать их в пачки, при этом он приговаривал: «чужая денежка карман жжёт; лишняя денежка — карману не тяга; хуже всех бед, когда денег нет…»
— Ты лучше скажи, как мы бизнес делать будем, — обратился я к нему печально. Ужеля посмотрел на меня отсутствующим взглядом и почесал затылок.
— Ну, значит, мы вот как поступим, — начал он, — сходишь поутру на ярмарку и закупишь там воску пять пудов, дёгтю пудов эдак семь и конских уздечек числом около пятидесяти…
Я оторопел и свесив голову на бок как завороженный продолжал слушать, становилось ясно — бизнесмен из Ужели как из компьютерной мышки миксер! А домовой все наяривал:
— Опосля, купишь повозку конную, тройку выносливых лошадей и айда в восточные губернии!
— Какие губернии, дедушка, ты из какого века выполз?
Ужеля вдруг осекся, зачем-то обернулся назад, потом осмотрелся вокруг и сел прямо на доллары.
— Ой, что же это на меня нашло? Совсем опростоволосился! Мы ж не там, мы тут. Эх, стар я, Алёшенька.