Я умолк и больше не улыбался, наблюдая исподлобья за реакцией Семёна. Он хранил молчание, заложив руки за спину и расхаживая взад-вперед. Видимо мой рассказ потряс и увлек его, заставив о чем-то задуматься. Не исключаю, что он размышлял только над одним вопросом — каким образом ко мне попала вся эта информация? Я отвлек его от размышлений.
— Теперь, инквизитор, можешь начинать свое грязное дело, но больше я тебе ничего не скажу!
Мои последние слова будто вывели его из мыслительного тупика и послужили сигналом к действию. Драма подходила к финальной стадии.
— Инквизиция! — Презрительно отозвался Сёма, растягивая это слово, — какая грубая работа — ломать кости, поджаривать мясо. Непрофессионально, глупо и… стыдно! — Вдруг, ни к селу ни к городу, добавил мой палач и я понял, что такие разглагольствования для него не редкость, а словно бы рутина, и как старый профессор университета он иногда заговаривается и задумывается о чем-то своем во время лекции. Между тем Сёма продолжал.
— Лишать человека его здоровья, сводить с ума, это же чудовищное и непростительное дилетантство! Слава богу, с тех пор многое изменилось в пользу человека, мы стали гуманнее, — Сёма порылся в чемоданчике и звякнул чем-то железным.
— Наш девиз — «здоровье прежде всего и как можно дольше»!
Он входил в раж, я внутренне развлекался.
— Причем, здоровье как физическое, так и душевное. Ведь, согласись Лёша, только здоровый, цветущий организм способен долго и упорно реагировать на разного рода раздражения и, так сказать, вторжения в него.
Из чемоданчика Сёма, наконец, достал какой-то блестящий инструмент, похожий на плоскогубцы.
— Только здоровое тело и ясная психика способны воспринимать мою работу. Я понимаю многих своих коллег из прошлого, которым нужно было торопиться, над ними часто висел приказ как можно быстрее добыть информацию, разговорив подопечного. Им не было дело до науки, до искусства. Их можно простить, они спешили, а нам спешить некуда — перед нами вечность!
Сёма положил на столик рядом со мной свои «плоскогубцы» и опять полез в чемоданчик. А мне пришла в голову удивительная мысль. Я даже чаще задышал от этой мысли, поразившись тем, почему я раньше не задумался таким образом. Я подумал — а что если и для Демон-2 найдется его палач? Что если существует сила, способная поместитьвечно живущий организм в условия бесконечных пыток? Ведь если простой человек смертен, то в конце концов он оставит всех своих мучителей с носом, уйдя в смерть. Никто и никак не остановит его, не спрячет от смерти, умрут и палачи и жертвы. Останется только пепел, пепел просыплется сквозь любые цепи, благословенный пепел смертельного освобождения!
Но если ты бессмертен, а рядом с тобой такой же бессмертный палач и ты навсегда у него в плену? Это и есть тот самый христианский ад, та самая «геенна огненная» в действии!
Сёма, кажется, не заметил моей задумчивости и продолжал еще громче прежнего:
— Сопротивление! Максимум сопротивления, вот что мне нужно! Поверь, я ценю, я уважаю сильного врага, я, можно сказать, наслаждаюсь им…
«Какой же он забавный», думал я, «и бесконечно жестокий, может и мне стоит поступить с ним в духе его философии и убить как-нибудь эдак… Нет! Не надо, что это со мной…»
А Семен продолжал разглагольствовать и в его взгляде появилось уже мутноватое, садистическое безумие.
— К примеру, что такое время? Ученые говорят, что оно, по сути, есть движения планет в пространстве. Время относительно, это Эйнштейн говорил. Но я свое личное открытие сделал — время, оно бывает разным. Если, к примеру, секунды превратить в мучительные удары током — бум, бум, бум, то каждая такая секунда покажется долгой. И что на это сказали бы физики? Тут, в подвале я смогу продержать тебя дней пять, пока тебя не хватятся по-настоящему. Эти пять дней покажутся вечностью, к которой ты навсегда попал в объятия…
«Да уж, не хватало мне еще застрять в вечности имени Сёмы Адлова!» — подумал я и решил блеснуть эрудицией.
— Великий знаток человеческой души и тела Эпикур призывал не страшиться боли, вот что он говорил своим ученикам, цитирую: «Непрерывная боль для плоти недолговременна. В наивысшей степени она длится кратчайшее время; в степени, лишь превышающей телесное наслаждение, — немногие дни; а затяжные немощи доставляют плоти больше наслаждения, чем боли».
— Сразу видно, что этот античный болтун не сталкивался с профессионалами — хмуро прокомментировал Семён.
Слева от меня на металлическом столике, он выложил уже целый арсенал диковинных инструментов, однако он пока еще не приступал к делу, его философия лилась и лилась рекой, раскачивая душу палача на внутренних волнах наслаждения.