Микондя при этом так весело расхохотался, что, глядя на его ровные зубы и забавно зажмуренные глазки, все мужики тоже во все горло загромыхали, застонали от смеха. Даже из леса отозвались пичужки веселым криком, будто тоже смеялись.
— Те русские не были начальничками! — тихо, отсмеявшись, произнес Микондя.
В другое время это всех удивило бы, но в эту минуту дверь открылась, и Гринча крикнул:
— Дядия-то, тятя, парахот-то уже близко!
Все выбежали из поварни. Пароход, видно было, шел к устью реки. Начинался прилив. Полдневное солнце жарко слепило, от него на море к берегу пролегали многочисленные, сверкающие тысячами блесток-звездочек дорожки. Прибой спокойно и ласково пел свою шипящую ритмичную песенку. Легкий теплый ветерок разносил завораживающие запахи моря, расцветающих трав и распустившейся лиственницы.
Все неотрывно смотрели на движущийся медленно пароход, с тревожным волнением ожидая чего-то необычного…
И тут все услыхали характерный тенорок Миконди:
— Однако, красные едут!
Эта по-эвенски сказанная фраза вызвала необычайное оживление.
— Да где же это видно? — взволнованно спросил Демьян.
— Гляди, — показывая пальцем, пояснил Микондя, — видишь, на одном конце парохода краснеет?
Всмотревшись, действительно многие увидели — над синим, искрящимся золотистыми солнечными искорками морем, на корме светлого кораблика гордо алел красный прямоугольник!
Флаг!
— Эх, люди добрые, — облегченно вздохнув, протяжно заговорил прослезившийся дед Тараруй, — ни конца нашему морю, ни краю — да издревле оно — россейское! Так могла ли даже в бедах своих тяжких забыть о нас Россея-матушка, предков наших родина православная?! — И, сняв шапчонку, он перекрестился…
Люди уже откровенно заволновались. То все разом заговаривали, то замолкали. Потом, не сговариваясь, все молча, большой толпой направились к Дядюшке: его-то поварня стояла ближе к устью реки, напротив нее с давних пор во все прошлые годы всегда останавливались на рейде, в нескольких верстах от берега, пароходы. Оттуда приезжающие на них люди и высаживались на шлюпках и катерах, сходя на берег.
В ожидании прилива все входили в поварню Дядюшки. Но там уже полно народу набралось. И когда только успели прибыть! Сидят все кругом на лавках-нарах, на шестках, на полу, за столом. Чай шиповный попивают, заедая его вареными бычками, на большом блюде сложенными. И все смотрят в одном направлении — туда, где стол обеденный стоит. А за столом — главное диво: сидят на почетном месте незнакомые, впервые увиденные всеми русские люди — мужчина и женщина, а рядом с ними по-хозяйски восседает Дядюшка и уважаемые деревенские старики.
Вошедшие поздоровались и глаз не могут отвести от невиданных до того Дядюшкиных гостей. Что за люди? Откуда взялись? Мужчина удивлял своей необычайно густой рыжей бородой, а женщина — большими изумрудно-зелеными глазами.
Не успели пришедшие опомниться от неожиданной встречи с незнакомцами, как бородач вскочил с места, бегом кинулся к Миконде и давай его радостно тискать-обнимать.
— Николай, друг ты наш! — смеясь, приговаривал бородач. — Ох, брат ты мой! Вот не чаяли увидеться! Рады тебя видеть, рады!
А потом и женщина, красавица такая, встала и тоже Микондю как сестра родная расцеловала. Мужики до того были поражены, что застыли, онемев от изумления. Да что и говорить — где это слыхано, чтобы русский как брата родного обнимал таежного человека?!
А Микондя-то и сам не ожидал такой встречи, весь раскраснелся, совсем растерялся, только и сиял своей белозубой улыбкой да языком цокал. Слово не мог вымолвить.
Пока все разъяснилось да пока все разговорились… Оказалось, это те самые русские, которые встречались с ним шесть лет тому назад. Тогда они почти все лето со стойбищем Миконди кочевали в окрестностях Ушков, О них и рассказывал недавно в поварне Демьяна Микондя.
Тут сильный лай собак послышался от Дядюшкиного стана. Все начали выбегать из поварни: пароход уже стал гудки подавать, прежде чем остановиться. Необыкновенно торжественно сиял на нем алый флаг, еще ни разу на пароходах в наших местах не виданный!
Вскоре и шлюпка темной точкой показалась. Едут! Гребут! Смотрите — весла над водой вдали-то, на солнце, как иголки сверкают: блеснут и исчезнут, блеснут и исчезнут!.. Весь берег моря заполнен людьми. Все глаз не могли оторвать от плывущей шлюпки. А россейские-то — бородач и женщина за ним — помчались со всех ног с берега вниз, к самому прибою, что-то восторженно кричали, смеялись, руками размахивали, возбужденно пританцовывали. Женщина сорвала с головы белый платок и, смеясь и плача, стала им махать.