150. О иеромонахе Аниките Шихматове
В 1834 году приехал из России иеромонах Аникита, князь Шихматов, великий постник. И приехавши во Святую Афонскую Гору, пристал в ските Илии пророка. Потом пошел поклониться по всей Святой Горе Афонской; и обшедши многие монастыри, пришел в монастырь русский святого Пантелеимона. Греки его встретили с честью. Он же, поклонившись святыне, и посмотревши на обитель, слезно сожалел, что в таком горьком положении находится русская обитель во Святой Горе Афонской, как без призрения сирота, оборвана и обнажена, и без всякого украшения, и не имеет ни от кого покровительства. Потом приняли его на гостиницу, и всячески обласкали, и все старцы просили его погостить у них, и он обещался. Они же начали ему со слезами говорить: «Отче святый, умилосердитесь над своею материю, русскою обителью; помилуйте ее, от всех оставленную; облеките ее обнаженную; что вам по Святой Горе, вне своей обители, бедствовать? Придите, отче, к своей матери в объятия, и живите с нами в общежитии, в любви и спокойствии; и введите, сколько вам угодно, русской братии, и возьмите любую себе церковь и любой корпус келий, и живите, и помогайте своей матери». Князь же сказал им: «Благое ваше расположение к русским. Ежели исполните намерение, и устоите в своих словах, ежели примите русских в свою обитель; то сия обитель будет счастлива: как она теперь в уничижении, так после будет славна и богата, и вы будете упокоены. Ежели я взойду в вашу обитель, то дайте мне место выстроить особенную русскую церковь во имя новоявленного святителя Митрофана, Воронежского чудотворца». Греки с любовию согласились, и показали ему место. Князь остался у них погостить, и жил целый месяц, и в тонкость рассмотрел их жизнь; тогда сказал: «Это не человеки; еще я не монах, но только Бог привел видеть монахов». И столько их возлюбил, что не хотел с ними разлучаться.
151. Переход князя в Русский монастырь
Греки ему предложили, чтобы по обычаю монашескому положил начало, и переходил совсем. Он с радостью согласился. И положивши начало, поехал в скит Илии пророка, и дал всем русским повестку: кто желает в Русский монастырь жить, – да приходит к нему в скит Илии пророка. И собралось к нему желающих 25 человек, больше из малороссиян, и духовник Прокопий, тоже из малороссиян. В этом случае князь много ошибся потому, что не посоветовался с духовником Арсением. He узнавши, кто какого свойства и разума, набрал много неблагонадежных. Хотя после и жалел, но уже поздно. Набравши братии и облачившись в священническую одежду, сам князь и двое иеромонахов взяли икону святителя Митрофана, и пошли пешие, а братия за ними; и шли от самого скита до Русского монастыря, 20 верст. Когда шли мимо Кареи, – один купец грек посмеялся русским и святителю Митрофану; но Господь его наказал. Стояли у него мехи с маслом деревянным, и все полопались, и масло потекло по улице. Он же, видевши Божие наказание, постигшее его, побежал, остановил князя с иконою, и со слезами просил прощения, и лобызал икону. Князь простил его. Прочие, видя такое чудо, начали все лобызать икону. Потом пошли в путь, и пришли в Русский монастырь. И греки дали русским церковь Иоанна Предтечи. Князь же, узнавши, что много земли монастырской находится в чужих руках, сказал грекам: «Это я соберу и присоединю паки к своему Русскому монастырю, и обогащу сию обитель; ибо я имею знакомых, друзей, богатых людей в Петербурге; сам Император довольно меня знает». Потом князь познакомился с духовником Арсением и учеником его, и, узнавши их жизнь, весьма их полюбил; подобный подобного и любит: ибо князь сам был великий постник; не ел ни рыбы, ни сыру, ни деревянного масла, не пил ни чаю, ни кофею, ни вина; только и пищи употреблял теплую воду с медом и хлебом. И стал он звать духовника с собою в Иерусалим; и духовник Арсений с учеником своим, схимонахом Николаем, согласились, и отправились в Иерусалим. Князь русскую братию препоручил духовнику Прокопию. По отъезде князя, стало между братией расстройство: русские – разный сброд, под началом жить не привычны, да и духовник такой же. Русские греков уважать и слушаться не стали, но стали противоречить, еще к тому же и стращать, что монастырь наш, русский, а начальник у нас князь; мы вас выгоним. Отчего греки, все братия, смутились, и начались повседневные скорби и искушения. И стала их высокая общежительная жизнь расстроиваться. И стали говорить игумену Герасиму и старцу Венедикту, что мы с русскими жить не можем, и богатства их не хотим; лучше сухари с водою будем есть, да одни; русские расстроили всю нашу жизнь. Хотя игумен Герасим много их уговаривал, внушая: когда князь приедет из Иерусалима, – мы все устроим, и строптивых вышлем. Но старец Венедикт стал колебаться. Князь же в Иерусалиме получил Указ из Святейшего синода ехать в Афины в посольство, в придворную церковь. И так пошло одно за другим расстройство. Однако князь прежде приехал в Афонскую Гору узнать, как живут братия. По приезде его, русские стали жаловаться на греков, а греки на русских. Потом пришли греки к нему на гостиницу. Старец Венедикт со старшими пали пред ним на землю, и все заплакали, начали просить прощения, что не устояли в своем слове. Князь же спросил их: «Стало быть, вы не хотите, чтобы русские у вас жили?»