Смрадный запах паленой шерсти и горелого мяса защекотал ноздри голодных людей: уже несколько дней не было в племени мяса. Лица взрослых оставались непроницаемыми: нельзя желать сладкого куска из жертвенного костра. Глаза же детей горели алчными огоньками, они жадно вдыхали запахи съестного — сквозь смрад пробивался дивный аромат жареного мяса.
Но вот кабанья голова догорела, и все успокоились.
— Дивы приняли жертву! — громогласно завопил жрец. — Радуйтесь, люди таж!
Племя ответило разноголосым протяжным воплем, раздались глухие удары колотушки по пустой колоде, высоко взвились женские и детские голоса.
Жрец запалил от костра смолистый факел и вышел из пещеры. Люди гурьбой повалили за ним.
Бешеный хоровод кружился вокруг Черного Ворона и нового вождя, вокруг дымного факела.
В скудном красноватом свете перед глазами опьяненного радостью Лана, как в горячечном сне, мелькали перекошенные буйным весельем черные лица, оскаленные в диких улыбках зубы, глаза, вылезшие из орбит, бронзовые, лоснящиеся от грязи и жира тела, голые руки и ноги, развевались косматые звериные шкуры…
Мужчины танцевали неистово, зажигательно.
Лану тоже хотелось ринуться в круг, но нельзя, он еще не охотник.
Женщины стояли вокруг танцующих, хлопали себя по бедрам, били в ладоши, все время убыстряя ритм, и без того бешеный.
И вдруг на фоне высоких женских голосов ухнул голос жреца, факел упал книзу, к самой земле, и танец неожиданно прекратился.
В наступившей тишине явственно послышался голос нового вождя:
— Слушайте, люди таж, Большого Орла! Завтра добрые дивы помогут нам в охоте. Пусть Черный Ворон задобрит их таинственным словом и курением душистых трав. Пусть женщины ищут плоды на склоне горы.
Люди послушно повернули к пещере. Лан уже отыскал свой угол и прилег на шкуры, когда раздался тревожный голос его матери:
— Люди, нет моего детеныша Лика!
Факелами осветили все углы, Аун заглянул в пещеру предков, не заполз ли туда глупый детеныш, — ребенка не было нигде.
Мужчины выскочили наружу.
Лан старался не отстать от отца, хотелось первым отыскать брата.
Усилившийся ветер трепал пламя факелов, стараясь загасить их. Охотники нерешительно топтались у входа. Где искать?
И тут зоркие глаза Лана разглядели при тусклом лунном свете мимолетно промелькнувшего крупного серого волка с закинутым на спину маленьким человеческим тельцем. Мальчик успел заметить свежий рубец от раны на плече зверя.
— Волк унес Лика! Я видел! Волк унес!
Но никто, кроме него, не успел ничего увидеть…
Слушая горестные всхлипывания матери, Лан мысленно пообещал себе отыскать и отомстить волку с меткой на плече за гибель брата. Только бы скорее назвали его охотником!
МУДРЫЙ АУН
Лан пробудился от озноба. Вскочил.
Снаружи в глаза бил яркий холодный свет.
Взрослых не было, если не считать нескольких женщин и старика Оора.
Солнце не могло пробить молочной пелены тумана, но насытило своим ярким светом все пространство вокруг. Казалось, светился сам туман.
Видно было не более чем за несколько шагов вокруг себя. На траве блестел иней.
Прихватив заостренную палку, единственное свое оружие, Лан осторожно стал спускаться по склону на звук плещущегося в камнях ручья и набрел на Мудрого Ауна.
Старик сидел на мшистом камне, и волосы его блестели, будто от инея.
Долгую жизнь прожил Аун, сын великого жреца Уха Дива. Редко кому из охотников удается дожить до старости, как ему. Мать говорила Лану, что Ауну четырежды по столько, сколько пальцев на руках, и еще пять солнц.
Раньше Аун был охотником и звался хорошо: Быстроногий Олень. Но глаза у него отчего-то видели все хуже и хуже, и теперь называется он просто Аун, по имени матери своей Ауны, как Лан или Зор, как всякий другой, кто не охотник.
Аун непонятный человек. Он один, кроме жреца, ходит в пещеру предков. Никто не знает зачем. Он часто помогает Черному Ворону, и все давно заметили, что жрец побаивается Ауна. Умерший вождь Гордый Лунь слушался советов старика и всегда называл его «Мудрый Аун».
На дележе добычи Аун получает свою долю вслед за охотниками, тогда как старый Оор — вместе со старухами.
Люди сторонятся Ауна. Говорят, что его отец, великий жрец, еще ребенком свел его с дивами. Однако Мудрый Аун за всю свою долгую жизнь не причинил никому зла.
Лан не смеет первым заговорить с охотником, а с Ауном можно, потому что он как Зор и с ним просто; потому, наконец, что старик любит мальчика.