Развлеченный болтовней поручика, Владислав развалился на скамье и засунул ноги под брюхо любимого пса. Взмахом руки он велел лакею подать Врангелю вина. Выпив кубок единым духом, поручик продолжил:
— Тут на башне появился их начальник. Ничего не могу сказать, одет прилично и собой дороден, хотя с нашими, — тут Врангель выпятил грудь вперед, — не сравнится. Этакий азиатский Аякс! Упер он руку в бок и закричал, чтобы я убирался. Ну, я…
— Надо было сказать ему, что мы сочтем бельский гарнизон бунтовщиками, а не воинскими людьми, — вмешался в разговор гетман литовский Христоф Радзивилл. — Ведь это вопреки субординации, воевать, когда сдался главнокомандующий!
— Этот комендант просто грубый варвар! — заявил поручик. — Я все разъяснил понятно даже для прекрасных дам, которых там полно. Он же нимало не прислушался и завопил — иначе чем воплем я не могу назвать его ужасный голос — буквально такие слова:
— Шеин мне не в образец! Передай своему королю, что Волконский крепости не сдаст! Бог привел Владислава под Белую и Бог нас с ним рассудит!
— Молодец, рыцарь, — похвалил Христоф Радзивилл. Врангель подбоченился, приняв похвалу на свой счет.
— Смело, но неумно, — заметил Владислав.
Князь Радзивилл промолчал, принялся разглядывать свою бороду и загибать пальцы на правой руке.
Отпустив Врангеля, высокое собрание принялось обсуждать, стоит ли тратить время на разрушение Белой. Король высказал мнение, что следует двигаться дальше, оставив у крепости полковника Вишеля:
— Пусть он и выкуривает московитов!
— Но здесь нет больше бродов, кроме того, на котором стоит крепость, — возразил Христоф Радзивилл. — Река разлилась, и кругом одни болота. Кроме того, бельский комендант подает весьма дурной пример русским подданным Вашего величества. Вспомните, как начиналось их посполитое рушение[28], когда здравомыслящие бояре избрали Ваше величество на московский престол. Достаточно искры, чтобы мужичье поднялось всем скопом! Нам надо всюду проявлять римскую твердость и немедленно карать ослушание.
Выслушав возражения короля, желавшего как можно скорее достичь Москвы и престола, молчавший до сих пор Альбрехт Станислав поддержал родича:
— В самом деле, Белая стоит на самом удобном для нас броде. Литовская шляхта неохотно пойдет дальше, не успокоившись за свои и родственников поместья в Бельском уезде. Возможно, мы неправильно поступили, послав парламентером этого глупца. Насколько я представляю генеалогию русских родов, комендант Волконский мог ожидать от нас ротмистра из приличной фамилии. Поэтому пошлем к нему полковника и постараемся ублажить его заносчивость. А в подкрепление аргументации следует сделать очезрймыми наши полки: абстрактная опасность не пугает. В худшем случае можно пожертвовать немецкой пехотой и сегодня же взять город на виду всей армии.
На том и порешили.
СКАЗ О ТОМ, КАК СТАЛИ ВОКРУГ БЕЛОЙ СИЛЬНЫЕ КОРОЛЕВСКИЕ ПОЛКИ, А БЕЛЬСКИЕ ЛЮДИ СЕЛИ НАСМЕРТЬ
Вскоре запели по всему Бельскому уезду серебряные трубы, загудели литавры, раскатились дробью барабаны, зашевелились поля и перелески черным железом и яркими жупанами, расцвели цветными хоругвями и прапорами, задрожала земля от боя копыт, застонала под тяжелыми пушечными станками. Видели из Белой, как собирались с трех сторон к городу королевские полки гусарские, драгунские, рейтарские и солдатские, отряды шляхетские польские и литовские, располагались на холмах, как бы желая веселое представление зреть. Раскинулся на видном месте возвышенном крашеного шелка Владиславов шатер, и перед ним устроились гетманы с магнатерией, канцлер Радзивилл, все люди видные, изукрашенные перьями заморских птиц. Как на праздник выглянуло из-за туч солнышко, блеснуло лучами по многокрасочному собранию войска и осветило лужи на городском выгоне и глинистые крепостные валы, зажгло золоченые крестики на маковках бельских храмов, откуда несся перезвон колоколов.
Королевские полковники и знатные чиновники поскакали к Белой:
— Если города не сдадите, велит король немецким умельцам над Белой промышлять! Тогда будет воеводе вашему и всем людям без пощады смерть!
Но бельский воевода князь Федор Федорович Волконский, дворяне, стрельцы, казаки, городские люди и пашенные крестьяне, вышедшие из храмов к стенам крепости, не устрашились королевского промысла, не смутились вражьими прелестями. Видя такое злое королевское ухищрение, тьмочисленное необозримое его воинство, злодейский промысел и хитростные прелести, принялись Богу молиться, прося милости, а у пречистые Богородицы и московских чудотворцев помощи. И устремились на смерть и уцеломудрились на то, чтобы всем за святую православную веру и Московское государство умереть, но королевских угроз не устрашиться и на приказы его не прельститься.
И молились о том единодушно. И засыпав врата градские, сели насмерть.
СКАЗ О НАСТУПЛЕНИИ НА БЕЛУЮ НЕМЕЦКИХ ПОЛКОВ
Ни с чем возвратились посланцы к польскому королю. Владислав, видя, что наступил уже полдень и все его воинство на зрелище собралось, привстал с кресла, поднял руку в сафьянной желтой перчатке, сверкнул каменьями перстней и указал средним пальцем на Белую. Тотчас затрубили за его шатром трубы, и грянули в ответ короткими раскатами солдатские барабаны. Высыпали пред рядов королевских войск померанские солдаты и потянулись к Белой шестнадцатью ротами. Под летящий по ветру барабанный стук видел Федор Федорович Волконский со своей башенки, как стягиваются роты в батальоны и сводятся батальоны в шведскую бригаду[29] против Смоленских ворот — один впереди, а два немного приотстав крыльями. Позади первого батальона солдаты катили полевые пушки. Слева, со стороны Безымянной башни, четвертый королевский батальон наступал, построившись крестом.
Медленно, с трудом вытягивая ноги из жирной земли огородов, валя плетни, солдаты двигались к Белой. Вороненой стали кирасы и тяжелые шлемы-барселины с месяцеобразными полями, поднятыми спереди и сзади, защищали их от выстрелов. У пикинеров с длинными черными копьями, составлявших два последних ряда каждой батальонной линии[30], бедра были прикрыты пластинчатыми латами. Черными были мундиры, кожаные колеты и поднятые выше колен сапоги с широкими голенищами.
Всеобщая пальба еще не началась, и Волконский мог сосчитать противника. Три батальона, шедшие в одинаковом строю, имели каждый 160 солдат по фронту и восемь рядов в глубину. Первые шесть рядов составляли мушкетеры. Мушкеты курились дымками тлеющих фитилей. Белые перевязи ротных командиров и яркие красные шарфы капитанов на флангах каждого батальона выделялись из массы солдат.
Немцы начали пальбу издалека. Выстрелив, первый ряд делал шаг в сторону и начинал заряжать мушкеты, остальные отсчитывали четыре шага вперед. Те, кто оказался впереди, стреляли и уступали место следующим. Новая шеренга выходила из клубов дыма и озарялась огнем мушкетного залпа.
Внезапно ряды первого батальона разомкнулись и на Белую уставились жерла шести орудий. С третьего их залпа деревянные ворота в земляном валу, ведущие к Смоленской башне, разлетелись в щепки. Но прохода за ними не было. Вся проездная башенка доверху была заложена толстыми бревнами и камнями с землей. Из нее, с расположенных за верхними амбразурами батарей, сеяли картечью русские тюфяки.
28
Гетман имеет в виду Всенародное ополчение, начало которому положило сопротивление отдельных городов.
29
Шведская бригада — боевой строй пехоты, введенный в Тридцатилетней войне королем Густавом Адольфом.
30
До появления в конце столетия штыка европейская регулярная пехота обязательно имела в своем составе специальных солдат для рукопашного боя с конницей, вооруженных копьями, алебардами и т. п.