Спали победители, а в королевском стане плач стоял злобный, было опущение всех рук и великое уныние. Владислав заперся в монастыре, не велев никого к себе допускать: Он едва не умер от печали и гнева. Христоф Радзивилл, известный отвагой и выдержкой гетман, скакал меж шатров на коне без шапки и криком кричал:
— Где моя честь! Кто украл честь мою! Отдайте!!!
Канцлер Альбрехт Станислав Радзивилл с горя пил в шатре водку.
СКАЗ О ТОМ, КАК ШТУРМОВАЛИ КРЕПОСТЬ КРЫЛАТЫЕ ГУСАРЫ
На другой день в полдень, убрав трупы и приведя лагерь в порядок, собрались все полководцы и чиновники, полковники и магнатерия в Михайловском монастыре в трапезной на совет с королем Владиславом. Король и паны приговорили:
— Биться за Белую и город взять!
Отложил Владислав свои честолюбивые помыслы, послал послов в Москву. Не могли поляки уйти от города, оставив под его стенами свою шляхетскую честь. Лучше было королю отказаться от царства Московского, чем оставить свои знамена в руках Волконского. Потому соглашался Владислав променять царский титул на ежегодную дань в сто тысяч рублей, обещая царю и боярам мир, если они отдадут ему Белую.
Не успели еще королевские советники грамоту в Москву составить, явился на совет и стал перед Владиславом молодой шляхтич, гусарский ротмистр, прославленный в боях со шведами.
— Моя хоругвь, — сказал ротмистр, — просит отпустить нас на Белую, хотим или взять город, или умереть со славой!
— Не увяла еще польская честь, — возрадовался король, — есть и у меня храбрецы. — Обнял он ротмистра, прослезился и отпустил на штурм.
Не успело сбежаться королевское воинство на зрелище, а уж готовы были к бою славные гусары. Быстро сняли со спин своих крылья, выровняли ряды и поскакали к крепости.
Окуталась Белая густым дымом, брызнула на храбрецов картечью и пулями. Как посевы от града, гибли гусары, но уцелевшие, перескакивая через трупы товарищей, устремились на вал и бастион перед Велижскими воротами. Взбежали они на вал, порубили залегших стрельцов, подставляя друг другу спины, залезли на бастион, истребив удалых пушкарей, заклепали три пушки и толпой ринулись в ров.
Начали гусары крепость Белую крушить: одни топорами стены рубить, другие стены поджигать, третьи пороховые петарды под ворота и между башенных бревен совать, иные из пистолетов в бойницы стрелять, иные по стенам наверх лезть. Земля вокруг гусар так и дымилась от пуль, грохотали под пулями шлемы, и тяжелые латы не спасали своих хозяев, валились они на землю, и падали на них сверху сраженные беляне.
Напор гусар был так крепок, что еще немного, и прорвались бы они в город. Только у Афанасия Суханова на всякую силу припасена была и сноровка. Без промедления выставили его люди со стен длинные из бревен желоба, по тем желобам покатили в ров на гусарские буйные головы дымящиеся бомбы. Стали бомбы рваться во рву, метать гусар на вал, об стены и в синь поднебесную. Кто остался жив — на вал вскарабкался и засел в ямах.
Только гусарский предводитель с немногими людьми остался во рву и подорвал-таки Велижские ворота. За ними открылся узкий проход на одного человека, и ротмистр бросился туда. Вбежал он в Белую с тремя гусарами, которые тут же упали, пробитые пулями. Ротмистра ранило в голову, и раздробило пальцы на правой руке, в левой он сжимал пистолет.
Афанасий Суханов спрыгнул со стены и подбежал к шляхтичу. Ротмистр выстрелил, опалил Афанасию бороду.
— Ах ты, клоп! — осерчал Афанасий. Сгреб он ротмистра в охапку и понес в землянку. Там оборвал поляку рукав, перетянул локоть ремнем, вынул из кипятка топору отрубил разбитые пулей пальцы и сунул обрубок в кипящее масло. Потом промыл рану настоями и перевязал очень старательно.
Атака гусар не прошла бесследно. Закрепились они на валу и получили подмогу. Бельские ратники потеряли немало людей, пытаясь отбить валовое место, но отбить не сумели. Шляхта лезла на Белую со всех сторон, и собрать на вылазку достаточно воинов было нельзя. Другие шляхетские отряды не повторили подвига гусар. Они наступали все медленнее, а потом повернули назад, побросав убитых и раненых.
СКАЗ О РАЗГОВОРЕ ФЕДОРА ФЕДОРОВИЧА ВОЛКОНСКОГО С РОТМИСТРОМ КРЫЛАТЫХ ГУСАР
К вечеру Волконский пошел в свою землянку вздремнуть часок перед ночным поиском. Ему доложили, что взятый Сухановым «язык» рвет с ран повязки. Воевода преодолел усталость, вздохнул и пошел к поляку.
— Вижу, — говорит Федор Федорович по-польски, — ты человек мужественный. Но не гневи Бога. Ты не пленный, вроде как сам в гости пришел. А мне раненого взять не в честь.
Ротмистр перестал рвать повязки на ране, сказал:
— Все равно мне не жить. Мои все гусары погибли!
— Можешь радоваться, — утешил Волконский, — кое-кто из твоих еще стреляет с вала. До ночи они как пить дать доживут.
— Я теперь калека, — сказал гусар.
— У воеводы сила в сердце, — заметил Волконский, — а саблей найдется кому махать. Ты хороший воин, и это не твоя неудача. Белую король взять не может.
— Как это может быть? — вспыхнул ротмистр, — У Речи Посполитой такое войско, что, коли все разом ногой топнут, твоя крепость рухнет! У тебя людей мало, а пушек почти нет! А у нашего короля и пушки, и лучшие рыцари!
Он еще много чего кричал и плакал. Воевода, дождавшись дока успокоится ротмистр, сказал:
— Вижу, ты не так уж и ослаб. Тебя отнесут на королевскую сторону сегодня же. Но передай своим, что я скажу. Вы пришли сюда во множестве, это так. Но во множестве беззакония, чтобы ограбить нас, взять нашу землю и пленить людей. А я сижу с пашенными мужиками да мещанами, казаками да стрельцами — которые для вас, шляхты, все одно, что быдло. Под моим знаменем распрямилась в них христианская душа — не согнешь назад, хоть в землю вбей. Мужик мой стоит теперь пятерых рыцарей!
— Нет! Не правда твои слова! — вскричал ротмистр.
Федор Федорович вновь подождал, когда раненый поутихнет, продолжил:
— Есть в Белой дворяне и дети боярские, шляхта по-вашему, во всем со мной, воеводой, и с мужиками единомысленная. Вот ты говорил, что моя крепость упадет, — и говорил зря, потому как у вас и сто человек враз не топнут, потому что разбойники вы и пришли у нас украсть. Мы же, бельские сидельцы, стоим за своих жен, детей и друзей, за православную веру и все государство. У вас людей убывает, а у нас прибывает.
— Как это может быть?! — встрепенулся ротмистр.
— Может! — повысил голос Волконский. — Наши павшие устрашают вас еще больше, чем живые. Они за нас стоят, с вами бьются и у вас дух отнимают, а нам прибавляют. Ваши же мертвые вас с собой в землю тянут. Гляди, как зарылись уже! Поэтому для короля вашего самое лучшее — смириться и идти восвояси, о чужих странах не помышляя. Скажи еще Владиславу, что с Волконскими он встречается в третий раз и мы, видать, не приносим ему удачи.
Воевода умолк и, видя, что и ротмистр молчит, велел проводить его из города.
Суханов взял шляхтича на руки, как ребенка, вынес за ворота на вал и положил перед гусарами. А потом ушел в крепость.
СКАЗ О ТОМ, ЧТО РАССКАЗАЛ ГУСАР КОРОЛЮ И КАК ОБОШЕЛСЯ С НИМ ВЛАДИСЛАВ
Гусары боялись подняться из ям, и ротмистр до сумерек пролежал на валу. Ночью его отнесли к королю в монастырь, потому что Владислав хотел его видеть. Ротмистра положили в трапезной на лавке, подсунув под плечи подушки. Он подробно рассказал, как было дело. Король спросил:
— Каков этот комендант Волконский?
— Судя по обращению, он хорошего рода, хотя и служит в маленькой крепости. Ростом невелик, но одет благородно и выглядит внушительно. С людьми говорит запросто, не как пристало высокородному шляхтичу, однако видно, что все исполняется немедленно.
— Нам докладывали, — сказал Владислав, — что в ночном сражении он был сильно изранен, чуть ли не убит?