Выбрать главу

И была в воротах сеча зело лютая. Сам лихой хан Казы-Гирей с воинами числом в тринадцать тысяч рвались наружу — а князь Волконский их не выпускал. Прорубил он кровавую дорожку к хану, лошадь ханскую перерубил, щит ханский рассек, а с ним и руку Казы-Гирееву левую. Тут Волконский князь и смерть нашел, и воины его все полегли, не отступив, не попятившись. А хан приехал в Крым на телеге с позором небывалым и сказал всему своему басурманству такие слова: «Был-де я на Москве — и меня там не потчевали, гостям не рады!»

Много послужили князья Московскому государству, да немного чести выслужили. Слишком поздно прибыли они ко двору, слишком высоко ценили честь своего рода и по этим причинам слишком медленно (да и то не все) приобретали необходимую для карьеры гибкость спинного хребта. Молодые княжата росли в честной бедности, насыщаясь не заморскими яствами, а преданиями былой славы.

СКАЗ О МИХАИЛЕ ХРОМОМ ОРЛЕ

Князь Михаил Константинович Волконский с детства хромал на левую ногу. Он стал знаменитым воеводой, но так и носил прозвище Хромой. Князь Михаил рос без отца. Константин Романович погиб в осадном бою в Рыльске. С детства Михаил заставлял себя много ходить и стал так скор на ногу, как ни один из московских воевод. Потому, когда пришла из Сибири весть о гибели Ермака Тимофеевича, приказал царь Федор Иоаннович Михаилу Хромому собираться в дальний путь.

Снарядил князь Волконский храбрую дружинушку московских стрельцов, набрал опытных в боях и походах казаков, да и пошел из Перми в Сибирь. Через Уральские горы перешел он по зарубкам, оставленным первопроходцами. И, осмотревшись, перво-наперво построил город Пелым. А как только в городе русские люди обжились и с тутошними жителями дружбу наладили, пошел Михаил Хромой в Обский край. Там поставил он Березовский городок, жителей с Руси призвал и все нужное обзаведение устроил. Потом пошел в Тобольск в товарищи к сибирскому воеводе Меркурию Щербатову.

Не от хорошей жизни столь беспримерно быстро осваивали русские люди Сибирь. Великое разорение Руси Иваном Грозным не прекратилось при его преемнике Федоре Иоанновиче. Истребляемое и разоряемое карателями население бежало на окраины и за рубежи государства. Не удержало его и крепостное право, введенное Борисом Годуновым. Приближался час расплаты за злодеяния правителей. С началом нового, XVII столетия в России вспыхнула невиданная по масштабам гражданская война.

Выполняя свой долг, Волконские воеводы стойко обороняли вверенные им города. Князь Федор Константинович был убит на осадном бою в Путивле. Князь Владимир Федорович погиб в Угличе. В критический момент пришел на помощь Москве князь Михаил Хромой. Он носил теперь уже новое прозвище — Орел, — которое заслужил в Сибири. И, прийдя к Москве, послан был князь Михаил Волконский воеводой в Боровск.

А к Боровску уже подступали полки нового Лжедмитрия — Тушинского вора. Воеводы царя Василия Шуйского бросали города и бежали до самой Москвы. Они сдали Волхов, Козельск, Калугу, Можайск, Звенигород. Видел Хромой Орел, что и в его городе шатость, укрепил он Пафнутьевский монастырь и засел там с разных чинов людьми. Он отбил много великих приступов, но был предан товарищами. Воеводы Яков Змиев и Афанасий Челищев открыли монастырские ворота литовским людям. Ворвались неприятели в крепость, стали собравшихся там людей сечь и убивать.

Тогда князь Михаил Хромой Орел, видя наглую измену товарищей-воевод, Собрал людей в соборную и апостольскую церковь, сам же стал в церковных дверях. Он рубился с литовскими людьми не один час, пока не изнемог от великих ран. И враги ворвались в церковь и убили всех, кто в ней собрался. А кровь князя в церковных дверях видна до сих пор и отскрести ее никто не может: прожгла в камень.

В честь князя Орла — Волконского дан был Боровску герб. На том гербе серебряное поле означает непорочность, червленое сердце — верность, а вкруг сердца лавровый венец — вечная слава.

СКАЗ О ФЕДОРЕ ИВАНОВИЧЕ ВОЛКОНСКОМ МЕРИНЕ, КАК ОН ЦАРЯ СВЕРГ

Пошел слух о гибели Хромого Орла по Руси и дошел до Козельского уезда, до Меринищенской волости, до села Меринища, до мирного человека князя Волконского Федора Ивановича, что звался по наследному своему селу Мериным. Встал князь Федор с завалинки, созвал жену и детушек, попрощался, да и поехал со двора.

Кликнул Мерин по всей южнорусской окраине, велел собираться к себе Передовому полку. И начали съезжаться к старому своему воеводе многие воины, приходить конные и пешие. Князь же Федор Иванович пришедших разбирал. Кто ходил к Москве с Ивашкою Болотниковым и Болотникову изменил — тех гнал долой. «Предали, — говаривал, — холопа, предадут и князя!» Не брал Федор Иванович в свой полк также и ведомых разбойников и грабителей. Людей же честных и за Русь пострадать готовых строил в сотни с сотниками да в пятисотни с пятисотскими. И дал тому полку знамя: на лазоревом поле серебряный ангел.

Как пришел Волконский с полком в Москву к царю Василию Ивановичу, царь со всеми своими боярами обрадовался. «То, — говорят, — будет в нашем войске наипервейший Сторожевой полк. Стоять-де ему в Коломенском, чтобы неприятеля к Москве не пускать. А наши все полки будут за ним стоять». Так оно и вышло. Начал полк Волконского Мерина что ни день из Коломенского выходить и с неприятелем биться-рубиться.

Бьются люди Волконского месяц, бьются год — не могут одолеть вражью силищу. К Лжедмитрию-то в Тушино все шляхта из Польши да из Литвы идет, со всей Руси воры-изменники собираются[2]. Как Федор Иванович неприятеля ссечет, глядь — на его месте уже двое новых стоят. Как Сторожевой полк какое войско с поля стопчет — ан на другой день там два появляется? Московские же силы все у Москвы стоят и покой царя Василия Ивановича оберегают.

Рассердился князь Федор Иванович, поехал к царю и говорит: «Почто, государь, не пускаешь в поле свои сильные полки? И так уже вражья сила пол-России разорила, Владимир и Суздаль сожгла, Ростов и Ярославль высекла, Тотьму и Галич выграбила, Белоозеро и Великий Устюг осаждает! Где было жилье человеческое — там ныне логова звериные. Люди как твари бессловесные живут по лесам, ходят ночами при свете пожаров, днем прячутся. Надобно дать ворогу главный бой!»

Покивал на такие слова царь Василий Иванович и велел всем боярам готовить полки к сражению. Начинать указано было Сторожевому полку князя Федора Ивановича. За ним скакал Передовой полк князя Григория Константиновича Волконского. Нашли они рать самого злого тушинского воеводы Лисовского у Медвежьего брода. Началась сеча великая. Сбили полки Волконских неприятеля с поля, гнали и секли на семи верстах.

Подскакали князья Волконские со своими храбрыми ратоборцами к тушинскому лагерю, хотели было самого Лжедмитрия взять и гнездо его разорить. Обернулись назад — а за ними русских войск нет! Ждали они прихода больших полков, ждали — да и пошли обратно к Москве. Видят, что все царские большие полки у стен Москвы стоят, не двигаются, потому что бояре в тушинский лагерь обедать уехали.

Сильно закручинился князь Федор Иванович, не знал, чем Руси помочь. Чуть было руки на себя не наложил. Ведь бояре из одного рода служили: кто царю Василию Ивановичу, кто Тушинскому вору, чтобы — кто ни победит — в проигрыше не быть.

Неприятели тем временем новые города разоряли, людей грабили и убивали. Но родич Мерина — Григорий Константинович имел ум востер, говорил он Федору Ивановичу: «Нам до прихода Скопина-Шуйского надо продержаться. Он Вора побьет, тогда бояре образумятся, тогда и время очищать Россию придет!»

Стал князь Федор Иванович снова биться с ворогами. Месяц бьется-рубится, год сражается, видит — в Сторожевом его полку людей почти не осталось. А враги уж вторую половину Руси разоряют, Троицу осадили. Стали вставать по всей стране ополчения, да, не имея оружия и опытных воевод, гибли во множестве. Пришел в Москву храбрый воевода князь Михайло Васильевич Скопин-Шуйский, Тушинского вора отогнал, но вдруг умер. Сказывали, отравил его царь Василий Иванович с родичами из зависти, боясь свой престол потерять. Пошли по Москве сыски и казни, царю везде измена мерещилась. А тем временем польский король Сигизмунд с сыном королевичем Владиславом и панами гетманами сам на Русь выступил.

вернуться

2

Вором в XVII веке называли предателя, заговорщика, государственного преступника, врага престола; для совершившего кражу было другое слово — тать.