Без призыва шел на помощь Афанасий Суханов со своими людьми, оставленными на крайний случай у Московских ворот.
Барабанная дробь раскатывалась по Белой, и сливались в непрерывный гром мушкетные выстрелы. Это стреляла в драгун сотня Суханова, в немецкие черные кирасы и каски одетая. После выстрела каждый совал за спину мушкет и брал у баб и детишек другой, заряженный, выцеливал драгуна метким глазом и прыскал на него горячим свинцом.
Вздрогнули красные королевские драгуны. Одни бросились на белян, падая под выстрелами. Другие заорали: «Немцы идут!» — и пытались палить в ответ, и бежали к пролому, и уносили ноги из крепости, падая и скользя по грязи на внешнем валу.
Всего двадцать человек потерял Суханов в бою с остатками полка, когда вышибал их неумолимым огнем из города. Но много его людей легло потом у пролома, по которому били пушки короля и опозоренные драгуны лезли обратно в Белую.
Не успел Суханов с товарищами закрыть телами своими вырванное место, а Волконский уж собрал остатки дворян и боярских детей. Он услышал «ура» на Велижской стороне, где прекратилась стрельба, и повел воинов туда. В самый раз прибежали дворяне на гребень вала перед позицией Радзивилла, куда забирались уже шляхтичи, добивая немногих стрелков в траншее.
Мало было у Волконского воинов, но вдохнул им в сердца Господь великое мужество. Как сокол в стаю голубей, ударил каждый из них в толпу храбрых литовских рыцарей. Как сырая трава под острой косой, ложилась отборная шляхта под страшными палашами. С нечеловеческой силой опускали россияне клинки, не чувствуя усталости и свежих глубоких ран. И шляхта, увидав, что белян железо не берет, ужаснулась и побежала, слетела в ров и со страшными криками полезла на свой вал. А князь Федор Федорович с большим трудом смог остановить своих, каждого ласковыми словами называя, и посадил в траншею, и они выпалили вслед шляхте из мушкетов, убитыми беляками оставленных.
Гетман Радзивилл видел своих бегущих и, зная, что на валу защитников немного, приказал пушкарям дать несколько залпов по гребню, из мортир бросать туда бомбы, а добровольцам из свежих рот пана Ворубенского, пана Стеклицы и пана Крупского приготовиться к штурму.
Тогда поднялись к гетману на бастион полковник пан Шлеповронский и его командиры: пан Воленовский, раненый пан Рабай, пан Сулемский, пан Сарла, пан Стеклица, пан Ворубенский, пан Крупский, пан Белинский и ротмистр Быховец. Пан Михнеевич был убит, а пан Ертман застрелился, узнав, что его рота почти вся полегла и бросила на бельском валу знамя. Пришли на бастион полковники Юржеевич и Павлович. И сказали Радзивиллу, что шляхта на крепость не пойдет.
Сильно кричал на них гетман, называя трусами и холопами.
— Неужто тебе мало? — спросил кто-то из панов. И все скопом надвинулись они на Радзивилла, схватили его и подняли на руках высоко над бруствером.
Гетман приумолк и долго смотрел на горы развороченной земли, из которой торчали обломки бревен, на усыпанный телами вал и превращенный в братскую могилу ров. Все выбоины и ямы были покрыты яркими пятнами драгоценных тканей шляхетской боевой одежды, грудами оружия. На гребне вала, где было косо воткнуто древко голубого воеводского знамени, смотрели в сторону гетмана зрачки мушкетных стволов, виднелись головы в островерхих шлемах.
Паны опустили Радзивилла на землю и сказали:
— По трупам товарищей не пойдем и за золотым руном!
Не глядя на своих командиров, гетман велел играть отбой.
Король Владислав с канцлером Альбрехтом Радзивиллом и свитой наблюдал битву с дальнего редута. В подзорную трубу крепость казалась совсем рядом. Весь день она дымилась, как кипящий котел. Король нетерпеливо ждал доклада о взятии Белой и неоднократно посылал поторопить штурм. В четыре часа пополудни стрельба повсеместно стихла.
— Слава Иисусу! — сказал Владислав. — Крепость моя.
— Похоже, что нет, — заметил канцлер, внимательно разглядывавший Белую в трубу. — Наши люди отступают по всему валу.
— Нет, они должны биться до победы! — закричал король и в исступлении велел пушкарям палить по «трусам и изменникам».
Верные немецкие полковники сказали Владиславу, что их люди скорее дадут себя повесить, чем пойдут на Белую, а пушкари в страхе королевского гнева с редута разбежались. Схватившись руками за голову, пал король на колени и зарыдал от жалости к своей пропавшей славе.
— Не расстраивайтесь, Ваше величество, — отрешенно произнес Альбрехт Станислав Радзивилл. — Белой больше нет. Город этот следует назвать Красным, ибо он весь залит кровью. А кровь смывает все, даже позор.
Король поднялся, посмотрел еще раз на валы крепости и свои отступающие войска, повернулся и пошел прочь.
В сражении 1 мая 1634 года бельские сидельцы взяли у врага знамя, барабаны, трубы, мушкеты и карабины, сабли и протазаны без числа, амуниции невероятное множество, пленных 17 человек.
СКАЗ О ПЕРЕМИРИИ БЕЛЬСКОГО ВОЕВОДЫ С КОРОЛЕМ
Лишь завидев отход неприятеля, ратники Волконского упали на дно окопов и заснули мертвым сном. Князь Федор Федорович долго ходил по крепости, считая живых, и насчитал более ста человек. Весь вечер и ночь бабы возились с ранеными, таскали спящих в землянки и укрывали их от дождя.
Мертвых еще предстояло похоронить.
Мая во второй день король Владислав и вся Речь Посполитая прислали парламентера с просьбой о перемирии для раэбора мертвых тел. Князь Волконский послал ответ, что даст перемирие на три дня и позволит убрать трупы с условием, что неприятель очистит на это время занятый им вал и первую траншею. Но по истечении трех дней, если король и паны не покинут Бельского уезда, он будет биться с ними пуще прежнего.
Владислав прислал нового парламентера спросить: обещает ли князь Волконский не занимать королевских укреплений, воспользовавшись перемирием?
— Договор преступать не приучен, — отвечал Федор Федорович. — Нужное мне возьму честно на саблю, едва минут пере-мирные дни. Пусть поляки не мнят, что избегнут смерти, оставаясь под Белой. Кто из нас прав — уже явил Господь, и не следует королю ждать последней расплаты.
Перемирие было заключено. Три дня безоружные королевские ратники собирали и откапывали под крепостью своих убитых. Из города погибших воинов короля вынесли и положили у первой траншеи беляне. Неприятель хоронил своих за монастырем, потому что в других местах, кроме крепости, земля была сырая и в ямах сразу выступала вода.
Огромное кладбище отчасти сохранилось доныне и называется Королевым.
СКАЗ О ПОБЕДЕ БЕЛЬСКИХ СИДЕЛЬЦЕВ НАД КОРОЛЕМ ВЛАДИСЛАВОМ И ВСЕЙ РЕЧЬЮ ПОСПОЛИТОЙ
5 мая, по истечении перемирного срока, король Владислав призвал начальников похоронных команд и спрашивает:
— Как ведет себя комендант и что нового в Белой?
— Комендант наших людей жалеет, посылает своих в помощь, а на Белой все валы починены и укреплены! — ответили королю начальные люди.
— Вот видите, господа, — сказал Владислав королевичу Ка-зимеру, Радзивиллам и панам. — В Белой гораздо больше сил, чем мы с вами полагали.
И королевский совет приговорил снять с бастионов и редутов пушки и мортиры, пересмотреть в полках людей и оружие и готовиться к походу. А в иноземные государства отписать, что, за неимением времени и призываемый важными государственными делами, король снимает осаду могучей и неприступной крепости Белая, обороняемой многочисленными немецкими полками. В Москву же направить посольство с согласием на переговоры о мире и любой ценой выторговать у бояр Бельский уезд с крепостью.
Не ведал Владислав, что у Волконского оставались под ружьем всего 142 человека, более или менее оружием уязвленные, а крепость чинили втихаря одни бабы да пленные. Держались бельские люди на одной отваге и гордости, готовясь умереть за православную веру и Московское государство.
Не ведал этого король и потому торговался с гетманом Хри-стофом Радзивиллом, чьи войска пойдут в арьергарде и будут отбивать Волконского: