Была беда большая, настала еще больше. Народ стал от самозванца отпадать и против иноземного нашествия вставать. Да где было отдельным отрядам с армиями справиться. Царские же полководцы войны не вели, только о почестях препирались, от сражений ноги уносили. Царь-то был боярский, из рода Шуйских избранный одной Москвой, без совета с землею. Ладно ему было и так на троне сидеть, до всей Руси дела не было. Знай себя оберегай, за крамольные речи головы руби.
Собрал тогда князь Федор Иванович свою храбрую дружину шку Сторожевой полк, а осталось в том полку тридцать восемь человек. Объявил он товарищам, как надумал Руси помочь. Сели они на лихих коней и поскакали в Москву. Приехали в Кремль на царский двор, а там народу видимо-невидимо. Холопы снуют, стража оружием блестит, кого-то рубить волокут, где-то бочки с медом на честной пир катят.
Как ударили храбрые Мериновы ратники на весь тот скоп — побежали царские слуги верные во все стороны. Вошли Федор Иванович с товарищами на Красное крыльцо — с крыльца стражу поскидывали, пошли в царские хоромы — в окошечки стражу повыбрасывали. Взяли они царя Шуйского за бороду, вывели на широкий двор, велели к смерти готовиться. Отплатить хотели царю-шубнику[3] за беды Святой Руси, что через его нерадение сделались. Да не поднялась рука на старика плачущего, не захотел никто поганить меч кровью труса злохитростного.
Свез Волконский с товарищами Шуйского в монастырь и велел постричь в монахи наскоро. А по Москве объявил, что надо-де послать гонцов по всей Русской земле, собирать народ на Земский собор, избирать соборно царя доброго. Всенародный-де царь силу русскую подымет, иноземным войскам даст отпор, со своими изменниками посчитается. Тогда-де будет мир и правда на всей земле.
Храбр был Мерин Волконский — воевода, да того не уразумел, что земский царь был боярам ненадобен. Пока в Москве народ на радостях пил-гулял да Земского собора ждал, собрали бояре верных людей, составили свое боярское правительство. И порешили отдать Московский престол королевичу Владиславу польскому. С тем и послов к королю Сигизмунду послали, что в ту пору русские пределы воевал. А Волконского с товарищами казнить велели.
СКАЗ О ТОМ, КАК ВОЛКОНСКИЙ МЕРИН МОСКВУ ОЧИЩАЛ
От такой боярской измены содрогнулась вся Русская земля, охватил людей ужас великий. Князь Волконский вскочил на лихого коня и поехал из Москвы вон, с боярами не прощаясь. Понес его конь в город Переславль-Залесский. Улицы города травой заросли, жители попрятались, но, увидя Федора Ивановича с товарищами, вышли из захоронок и вслед пошли. Так доехал князь до города Костромы. С воеводой вошло в город новое ополчение и стало на месте сгоревших улиц лагерем. Сосчитал князь Волконский своих людей и привел к кресту за православную веру и Московское государство, чтоб им польскому королю и королевичу креста не целовать и не служить, друг за друга стоять единомысленно. Начал князь учить воинов каждый день пехотному бою, а иных конному сражению.
Бояре в Москве не дремали: призвали в город польские войска, сдали им Кремль, казну, государственные дела. Стали просить у короля награды, а против русских городов войска. Полетел по Русской земле удачливый воевода Петр Павлович Сапега с литовскими конниками[4], иные города на саблю брал, большие же прелестью захватывал. Обещал при иноземном королевиче жизнь мирную, сытую, Московскому государству за шляхетской саблей покой и тишину, всем же непокорным — смерть без пощады.
Услыхал про то князь Федор Иванович, кликнул своих ополченцев и пошел навстречу Сапегину воинству. Быстро скачет удалой литовский полк, удилами побрякивает, броней посвечивает, сабельками поигрывает. Медленно шагает земская рать, лаптями скрипит, догоняющих и встречных в свои ряды становит. Не сошедшимся еще ратям, шлет Сапега свое послание князю Волконскому: «Производили вы всею землею королевичу Владиславу крест целовать. А ныне вы государю изменили. А неведомо для чего. И хотите на Московское государство неведомо кого. Ведаете вы и сами польских и литовских людей мощь и силу. Кому с ними биться?! Лучше бы вам обратиться к государю Владиславу и вины свои принести. Обещаю своим честным словом, что государь вас пожалует и разоренья вам никакого не будет. И вам бы смириться без крови!»
Прочло ополчение это письмо и послало ответ: «Так тебя, Петр собачий сын, и разэдак!»
За сим двинулась лапотная рать дальше и сошлась с неприятелем под Александровой слободой. Ударил в сабли храбрый Сапегин полк, хотел мужиков-ополченцев с поля сбить и конем стоптать. Ан, мужики-то стоят, не разбегаются! Удивился Петр Павлович, послал свой полк в напуск[5] во второй раз. А мужики палят из пищалей, конников на копья да рогатины берут. Развернул тут Сапега свое знамя, поскакал в напуск впереди полка, ударил по мужикам всею силою. Да только уперлись ополченцы, хотят смерть принять, не хотят бежать от удалой литовской конницы!
Остановился Сапега, решил назад пойти — а идти-то и некуда. Обступили ополченцы его полк со всех сторон. Насилу вырвались литовцы, да немногие от меча ушли. Рубила их конница Волконского на пятнадцати верстах. Сам Петр Павлович от той погони насилу ускакал.
После великой победы пошло войско князя Федора Ивановича в город Ростов. Вслед за Ростовом многие другие города стали от присяги Владиславу отказываться. Поехали по всей Русской земле вестники, и куда приедут — там поднимается ополчение, вооружается народ на очищение Москвы от неприятеля. Страшно стало в Кремле изменникам-боярам слышать, как идет на них с храбрыми воеводами вся Русская земля.
Идут Ростов, Кострома и иные со славным князем Федором Ивановичем Волконским.
Идут Рязань, Зарайск, Пронск и южные города с мужественным князем Дмитрием Михайловичем Пожарским и Прокофием Петровичем Ляпуновым.
Идет Муром с князем Василием Федоровичем Литвиным-Масальским, Казань и Астрахань с князем Репниным, Галич с князем Мансуровым, Ярославль с дворянином Волынским.
Идет Вологда и все Поморье с Василием Пронским, Козловским и Нащокиным.
Идет Суздаль с Артемием Измайловым.
Идет все степное порубежье и казаки с князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким и атаманом Иваном Мартыновичем За-Руцким.
А откуда еще не идут полки — там собираются.
Задрожали в Кремле бояре, зашевелились волосы под шлемами у слуг королевича Владислава. Страх заливают кровью. В морозный зимний день пошли восемь тысяч наемных немцев, с ними и польские хоругви резать людей по улицам. Загудела Москва набатом, восстали горожане на иноземцев и бояр. Совсем было одолела Москва, да бояре решили город зажечь. Поднялась над городом буря, ветер понес пламя. В два дня не стало Москвы.
Сидят бояре внутри каменных стен в Белом городе, в Китае да в Кремле. Вокруг них куда ни глянь — пепелище снегом заметает. Одни трубы печные да церкви обгорелые торчат. Люди все разошлись. Обрадовались бояре и стали ждать, когда король Сигизмунд Смоленск возьмет и в Кремль придет, сына на престол посадит или сам будет на Москве царем.
Радовались бояре, да недолго. Зимним утром увидели на Ярославской дороге земское ополчение под голубым знаменем с серебряной искоркой — ангелом.
Остановилось земское ополчение у пепелища в недоумении: где же Москва?
«Боятся, лапотники!» — закричали иноземные командиры п пошли со многими пешими и конными людьми на вылазку сразу из трех ворот, чтобы с разных сторон на ополченцев напасть. Войско же князя Волконского и с ним съединившиеся ярославцы Волынского пришли в великую ярость. Наступили они на иноземцев страшным напуском, так что мало кто смог и за стенами спастись.
Видя такое лютое истребление, зело польские воеводы ужаснулись, но вскоре утешились: без пушек, дескать, и прочего осадного снаряда на стены ополченцам не взойти, а стоять зимой под стенами негде. Потому — знать, скоро это войско от Москвы вспять пойдет.
3
Шубником царя Василия Ивановича Шуйского называли в народе, подразумевая под этим прозвищем его боярское происхождение.
4
Здесь и далее литовцы — подданные великого княжества Литовского, включавшего Украину, Белоруссию и часть русских земель.
5
Напуск — русское слово, при переходе на иноземные военные термины в XVIII веке замененное словом «атака».