Шаньшито и Ляр Синьшань приветствовали монаха со всеми полагающимися церемониями. Первым заговорил Шаньшито:
— Недавно наш повелитель рассказывал, будто сунские воины лишили вас драгоценной жемчужины и горбатых драконов. Что же теперь привело вас ко мне, наставник?
— Неужто вы подумали, что у меня не хватило сил справиться с этими юнцами? — улыбнулся даос. — Просто я в пылу сраженья позабыл об осторожности и попался в ловушку. Но ничего! Завтра я перебью этих молокососов и отомщу за свою неудачу!
На радостях Шаньшито устроил пир, который продолжался до позднего вечера.
На другой день Пуфын вывел три тысячи воинов в поле и крикнул сунским военачальникам:
— Эй, желторотые! Святой Пуфын здесь! Выходите за своей смертью!
Узнав о приходе даоса, Юэ Лэй нахмурил брови.
— Господин юаньшуай, что с вами? — с недоумением спрашивали военачальники. — Неужели испугались какого-то монаха?
— Вспомните заповедь: опасайся вступать в бой с монахами и женщинами, ибо они порождение сил мрака и пользуются колдовством, — сказал Юэ Лэй. — Неспроста вернулся этот даос. С ним надо держать ухо востро.
— Разумные суждения, — подхватил Чжугэ Цзинь. — Сейчас самое лучшее — выставить табличку об отмене поединков.
— Это нам, богатырям, бояться монаха, да еще битого?! — накинулся на него Цзи Цин. — Ты, бычий нос, настоящий трус! А еще хочешь быть военным наставником! Да я один голыми руками схвачу этого колдуна, чтобы посрамить тебя!
— Правильно, брат, — поддержали его Лян Син, Чжао Юнь и Чжоу Цин, — не пристало нам прятаться от врага!
— Только не горячитесь! — вмешался Ню Гао. — Я тоже поеду и буду прикрывать вас в бою.
Не дожидаясь разрешения Юэ Лэя, пять его старых военачальников вооружились и покинули лагерь.
Чжугэ Цзинь с досады топнул ногой:
— Монах задумал какое-то новое колдовство! Господин юаньшуай, прикажите отменить бой!
— Не могу. Они — братья моего отца, приказывать им я не вправе, — вздохнул Юэ Лэй. — Будем надеяться, что все обойдется благополучно. Ведь с ними Ню Гао. На всякий случай пошлем им вслед Лу Вэнь-луна, Гуань Лина, Ди Лэя и Фань Чэна.
А в это время Цзи Цин с братьями появился перед строем.
Завидев противников, Пуфын крикнул:
— Стойте, сунские военачальники! Я с вами драться не буду! Зовите самого Юэ Лэя.
— Ишь чего захотел, недобитый пес! — выругался Цзи Цин, хлестнул коня и ринулся навстречу монаху.
— Погоди у меня, паршивый варвар! — пригрозил Пуфын и взмахнул волшебным посохом. Дубинкой Волчий зуб Цзи Цин легко отразил удар и сам сделал выпад.
Раз десять сходились противники, и никто из них не мог взять верх. Тогда на помощь Цзи Цину устремились Чжао Юнь, Лян Син и Чжоу Цин. Пуфын незаметно вытащил из поясного мешочка волшебную жемчужину Черного ветра и подбросил ее в воздух.
Над головами сражавшихся взвилось черное облачко. Потом оно превратилось в грозные тучи, из которых посыпались железные градины величиной с чайную чашку. В мгновение ока Ню Гао выхватил стрелу пронзающую облака и выстрелил. Тучи исчезли, а жемчужина упала на землю. Но спасти братьев Ню Гао все же не успел — четверо отважных уже были мертвы.
Недаром говорится:
Пуфын отправил своих воинов рубить головы убитым, но в это время на него налетели сунские военачальники, и пока шла битва, сунские воины подобрали трупы и унесли.
Даос вызвал золотое сияние, превратился в невидимку, и Ню Гао не стал его преследовать и приказал отходить.
В сунском лагере все были повергнуты в скорбь. Цзи Чэн-лян горько плакал над телом отца. После щедрых жертвоприношений героев похоронили на высоком холме у подножья гор.
Через два дня Пуфын вновь подступил к воротам лагеря. Цзи Чэн-лян рвался в бой — он мечтал поскорее отомстить монаху.
— Успокойся, дорогой брат! — убеждал его Юэ Лэй. — Волшебник коварен, нам с военным наставником надо подумать, как его победить.