– Великий грех! – резко и коротко отрубил мудрый старец и, крестя мужчину, благословил, тыча рукой ему в губы довольно больно. – Ступай! – Вышел мужичок и думает: «Вот старец! Мысли мои знает. Хорошо, что он наложил на меня наказание 40 поклонов. Теперь буду знать, какой великий грех осуждать священника даже мыслию».
Батюшка говорил: «Духа лукавого нельзя совсем отгонять. Господь его до Себя даже допустил, и нам он нужен для спасения…»
Приехала к старцу Иоанну медработник из «Сельмаша» Каменского района, Евдокия Васильевна Коншина. Кое о чем его спросила. Он ответил смиренно и вдруг как выпалит своим густым басом: «Иди, поганка, к своим поганкам!» Выскочила она от него и думает «Как же это понять? Замуж я не выходила, так и прожила девушкой. За что же я поганка?» А потом при помощи других разобралась. Она девица уже пожилая, наработала всю жизнь медсестрой, и множество раз ей приходилось помогать убивать детей во чреве матерей в больнице. Вот и понятны слова старца, то есть, иди к тем работникам, которые делали аборты и которым она помогала. Так духовный врач вызывает у людей покаяние в тех грехах, которые они даже не замечают.
Пошли мы с сестренкой к отцу Иоанну, а она имела привычку табак нюхать. А мои руки никогда ни табак, ни вина рюмку не держали. Я ей и говорю: «Ты не вздумай нанюхаться. Мы идем к святому человеку, он тебя не примет». Ну, моя сеструха закрылась шелковым платком, да и наваливает. И нанюхалась. Пришли. Подхожу я к благословению. За мной и моя сестра хотела подойти к благословению, а старец замахал рукой на нее и закричал: «Не подходи! Не подходи! Не подходи!» Раза три она пыталась подойти к нему, и он каждый раз кричал: «Не подходи!» Поняла моя сеструха, что он провидел о табаке и после этой поездки не стала нюхать. Стала к нему ездить и в церковь ходить. Так вот батюшка с Божией помощью исправлял, воспитывал людей.
Рассказывает Тоня, жительница Пензы.
Была я маленькая, и мы жили в Борисовке. Мой 16-летний брат Саша ухаживал за старцем вместе с Лёней Попковым. Я часто бегала к деданьке. Мы были бедные, а батюшка нам помогал: «Ходи, Саша, ко мне, помогай мне: я буду в церкви служить». У мамы было много детей, а он дьяконом служил.
Пришла мама к нему с ребенком: мою сестру младенский ломал. Старчик и сказал: «До семи лет будет ломать, только не пугайте и врачей не приводите». Так и получилось. До семи лет ломало, а тут сразу кончило ломать без всякого лечения.
У мамы болела рука. «Саша, сыночек, спроси у старца маслица». Он принес ей масла, помазала на руку, и рука прошла.
Сестра моя умерла 25-летняя, старец похоронить ее помог. Он часто давал святой воды больной сестре, а последний раз перед ее смертью не дал: «Не надо. Через три дня придет домой…» И через три дня умерла моя сестра, «пришла» домой. На похороны натаскали нам всего. А мы бедные, по квартирам ходили, из своего дома нас выгнали.
Моя сестра Катя к нему тоже ходила, он говорит ей: «Катя, береги это платье, носи его только ко мне и в церковь». Этим он намекал ей хранить девство.
Я бегала к нему с шести лет, а когда стала большая, то спросила его:
– Как мне, батюшка, жить?
Он ответил:
– Так и живи одна. Будешь болеть. Одна не пропадешь, всех лучше будешь жить. В церкви тебя будут много знать. Так все и случилось.
Когда мне было 9 лет, пришли мы к нему с тетей Таней Оськиной. Дома она спросила:
– Сколько мне яичек взять?
– Возьми десяточек, – посоветовали ей.
– Ну да хватит, все равно он мне наболтает чего-нибудь, – со смехом говорила она.
Пришли, она говорит:
– Вот, тебе гостиничек принесла.
– Положи. Наташа, дай мне ей блюдечко. Расколи яички и поболтай.
Расколола она их, а они все черные…
– Я не ворожея, иди к ворожеям, они тебе поболтают, – и начал ее трепать за косы. Она и сейчас живая. А теперь ее муж трепет и трепет за косы.
Мне же старец сказал:
– А ты ко мне с такими людьми не ходи.
Потом говорит:
– Саша, принеси воды, а то Юлька-то все расплещет. (Предсказывал ее падение в пьянку и скоропостижную смерть.)
В церковь возил его Татария Борис. Прибегу к старчику, а он мне: «Тоня, иди за лошадью. Оттуда езжай на лошади, пешком не ходи». Пока татарин запрягает лошадь, а я допрыгаю уж до батюшки:
– Ты уж приехала?
– Нет, он еще запрягает.
– А ты как же? Пешком пришла? Вон как! Я же тебе велел с ним приехать.
В церковь бегу, а они с Алексеем едут. В церковь привезут, скажет:
– Посадите меня в середину.
Всех подпустит к миропомазанию. Кто чего-нибудь спросит у него, он смиренно, кратко, одним-двумя словами ответит. В церковь всегда посылал и никогда не позволял около церкви собираться и разговаривать. Раз меня сглазили, было мне лет 10. Пришла, он обрадовался: