Помню, когда вышли из вагона, большая толпа народа направилась по сельской дороге. Мы шли полем; было солнечно, хорошо, благодатно; какая-то тихая радость ложилась на сердце и душу от созерцания Божией красоты. С острым чувством я вдыхала запах земли, свежего воздуха, синей дали, которая сливалась с горизонтом – все это очень волновало меня; а небо синее-синее, такое глубокое, бездонное, что хочется набрать много этого воздуха и парить высоко над землей, над полями и никогда уже не возвращаться на эту грешную землю. Ах, как хорошо, как чисто было на душе!
Вообще, когда остаешься один в поле, ощущение тихого блаженства начинает испытывать твоя душа. Она ликует, радуется, не омрачается ни злобой, ничем неприятным. Как одинокий путник, никому не нужный, никем не понятый, старается излить свое холодное одиночество Богу в слезах своих и находя великое утешение в них, идет просветленный, так женя испытываю подобное чувство, когда остаюсь наедине с природой и с Богом. Природа успокаивает и волнует меня.
Солнце поднялось высоко; было очень жарко… Я устала, но когда мы приблизились к маленькому домику под соломенной крышей, вся усталость исчезла. Перед домиком сидели женщины, дети в ожидании, когда их примут. Я все разглядывала, со стороны двери окон не было. Наконец, впустили и нас в прохладные темные сени с дивным запахом каких-то трав. Я думала, что этот запах был от трав, но, говорят, это запах Святого Духа. Резкий, такой приятный, что он даже пронизывал все тело и доходил до сердца и заставлял его чему-то радоваться. Я с наслаждением вдыхала этот воздух.
Нас впустили в маленькую комнату около двери, направо находилась лежанка, и на ней полулежал худой-худой старичок, очень благообразный, приятный, с просветленным лицом. Мне он показался почему-то сердитым, так как говорил он резковато. Мне становилось страшновато.
Я с трепетом подошла к его благословению и уловила опять тот же запах духов, как в сенях, исходивший от его рук; какой-то дивной чистотой, святостью веяло от всего его облика. Молчаливый, пронзительно глядит на меня и, кажется, не слушает маму, которая объясняет про мою болезнь, и не дослушав ее, неожиданно и быстро говорит:
– Пройдет, пройдет, пройдет.
Дал маме святого масла, святой воды и просил три раза с молитвой смазывать мою гноящуюся рану. Кость на руке уже начала гнить насквозь. И чудо, в которое трудно мы верим, совершилось! На третий день рана перестала гноиться, туберкулезный процесс сразу же приостановился. Рана начала зарубцовываться, заживать. Трудно описать чувство радости при этом – руку отрезать не надо!
Туберкулез исчез, и рука моя стала здорова, но со шрамом на всю жизнь: этот след моей болезни мне напоминает о старчике.
Память о старце навсегда останется у меня в памяти, и каждый раз, когда все вспоминаю, так живо стоит он передо мною! Прошло много лет, как нет его, но посещая его могилу, проходя те места, я вновь и вновь встречаюсь мысленно с ним и молитвенно прошу его о многом.
Я испытываю и радость, что была когда-то у него, и грусть, что нет его сейчас с нами. Кто знал, кто на себе испытал действие Святого Духа, который был в нем, благодать охватывает при посещении этих мест, где он жил, где проводил дни свои в духовных трудах и подвигах. Хочется только вздохнуть глубоко, что нет его сейчас. Но мы помним его совет ко всем приходящим к нему: он советовал приходить к нему на могилку и излагать все, что хотелось бы излить ему живому.
А его могила! Какой простор, какое обилие света! Солнце, птички щебечут – жизнь идет своим чередом и сердце сжимается, грустит, тоскует от всего виденного, слышенного и радуется тихой радостью от сознания, что тут с нами Сам Господь – и его любимый угодник отец Иоанн. И я уверена, что батюшка слышит нас, когда мы обращаемся к нему, видит состояние нашей души, мятущейся, еще не нашедшей свой путь спасения. Он слушает нас, передает Богу наши прошения, благословляет нас так, как нам же полезно, утешает нас, и мы уходим, как будто помылись в бане, свежие, легкие, чистые, уверенные, бодрые.
Мир праху твоему, наш любимый старчик, отец Иоанн, батюшка!
Благодарим Тебя, Господи, за старца, которого Ты нянчил нам и благословил для нас, как благословил ты хлеб жизни.
Бывало, скажет старец: «Мой любимый!» И мы запоем стих, любимый батюшкин стих: