– Я пошел на Вьяс! – сказал один.
– Ты куда идешь? – опять его спрашивают.
– На Вьяс, Богу молиться…
И не дошел – ноги отнялись. Надо было тайно: пошел и пошел, а куда, не говори.
Пошли мы к одним, а женщина начала судить: «Вот как Иван Васильевич живет! Не работает, пьет и ест… Вот я бы, пришла домой, и пусть тесто Бог мне заквасит». А батюшка говорит ей: «Заслужи… По заслугам и дается».
Кровать у старца была длиной в половину его длины тела. Он спал всегда скорчившись, никогда не вытягивался. Грубый войлок заменял ему матрац, а старое тонкое одеяло всегда укрывало его тело.
Принесли ему сот меду, из него течет.
– Дуня, отнеси, в землю зарой!
– Мне бы дал, – говорю я ему, а он мне:
– Не жалей, это тебе не принадлежит.
И рассказал:
Жил один старец, ему барыня привезла енотовый тулуп. Старец велел повесить тулуп-то в лесу, а послушник не послушался, польстился, одел тулуп и заболел:
– Ой, ой!
– Что ты стонешь, Васенька?
– Все у меня заболело! – (Проказа на нем).
– А ты все это выбрось, – говорит старец, – повесь тулуп в лесу, мужику принадлежит, и выздоровеешь.
Послушник сделал – и выздоровел.
Приехали к нам 5 монахинь, начали одевать мантии в сенях, а старец говорит:
– Я их не пущу.
А я плачу и говорю ему:
– Ты лучше меня прогони, а их пусти.
– Я бы их принял, но они подумают, что они святые, а пусть поплачут.
Так и не принял. Они поговорили, поплакали и ушли.
День и ночь старец на молитве. Только выздоровеет и опять уж на молитве стоит. Кушал он, как дитя. Я молодая, мне мало, а он даст кусочек, а мне мало, я есть хочу. «Не сердись, так надо», – говорил он в утешение. Мясо он не ел всю жизнь, пил чай, хлеб ел очень помалу, картошку недосыта, а когда на Пасху разговлялся – одно яйцо очистит и все.
Старец терпеливо переносил всякого рода утеснения, преследования, гонения, изгнания, насмешки, побои, пожары, всевозможные нападки и со стороны людей, и со стороны диавола, но никогда не жаловался и не обвинял обидчиков. «Бог с ними, Бог с ними, Бог с ними!» – по три раза всегда выговаривал старец смиренным сердцем, без малейшей тени злобы.
– Ой, что делается в церкви, – говорю ему.
– Дуня, не ужасайся, к тому дело идет. Идет дело ко Второму Пришествию. Но на каждом месте Господь… Открывай чистое сердце и молись. – Говорит старец, а сам вяжет чулок.
У Наташи старец прожил года три, а тут начали раскулачивать. Миром, собором откупались деньгами, чтобы его каким-то образом не тронули.
Начался Великий пост, в который он ел по одной просфирочки в день и пил святую воду глоток-два. Диавол отомстил: какие-то забрались в келию, избили его, а Наталье приказали молчать. Мы его обнаружили утром: валяется чуть живой, весь в синяках, с кровавыми подтеками, хрипит. Говорить не мог с месяц, видать, его душили – не шее отпечатались пальцы синие. И как он остался живой? Это враг отомстил ему за его великий подвиг поста.
Владыка Кирилл прислал ему врача из Пензы на своей машине, Алипова.
– Батюшка, тебе владыка врача прислал.
– Пусть зайдет, – прошептал кое-как старчик.
– Здравствуйте, – пытливо разглядывая больного, врач начал медленно ощупывать, ослушивать его. Потом он покачал головой и говорит: – У него ничего не болит, он ослаб от поста, у него желудок совсем высох. Иоанн Васильевич! Так нельзя поститься, надо что-то кушать, ты ведь умрешь! – кричал доктор, чтобы старец услышал. Последнее время он стал плохо слышать. Но батюшка молчал, опустив голову на тонкой шее до груди. Что он ответит врачу? Станет ли он о своих тайных подвигах сообщать и о войне с лукавым? Нет, он молчал, а следов побоев уже не было… Так и сообщил врач Владыке: «Он ослаб от поста. У него высох желудок». Понял владыка Кирилл, с каким великим старцем он имеет дело, и после этого ничего не предпринимал без его благословения. Бывало, или Ваню, или Мишу, своих послушников, посылает к нему за благословением.
В течение всей жизни батюшка несколько раз пропадал в лесу. Что он там делал, никто не знал, кроме Бога… Ищут, ищут его и не находят. Любил он лес и, бывало, говорил: «Пойду в лес безгрешный».