– Наша земля! Наша! Наша!
Песня ширилась, захватывала все вокруг: синее небо, далекие снежные вершины, равнодушное озеро, испуганные стада овец.
Агапито поднялся, крикнул:
– Община Янакочи по воле всего народа, во имя бога и справедливости объявляет Уараутамбо свободным и независимым.
Теми же словами Освободитель Сан-Мартин провозгласил в 1821 году свободу Перу. Через 142 года снова прозвучали эти слова в Уараутамбо.
Песня гремела, и каменные стены господского дома дрожали.
– Победа, победа!
– Конец «Уараутамбо»!
– Смерть судье!
– Победа, победа, победа!
Бернардо Чакон и другие арендаторы стояли в стороне, не решались приблизиться. Выборный подошел к ним. С колокольни несся звон – колокол починили. Федерико Фалькон поджег ракеты, длинной вереницей прочертили они небо.
– Сбить замки! – приказал выборный Роблес.
Лисица приблизился к дверям тюрьмы. Из поколения в поколение наполняли страхом сердца рассказы об этой легендарной тюрьме.
Лисица продел в петлю железный прут, замок отскочил.
– Победа, победа, победа!
Глава тридцать вторая
О том, как был положен конец разговорам, будто судья Монтенегро не может уме…
По тропе, вьющейся между развалин, заросших колючим кустарником, спускались на великолепных конях судья Монтенегро и донья Пепита. За ними – на лошадях похуже – субпрефект Валерио, Арутинго, Чакон, Атала, капитан Реатеги, сержант Астокури и двадцать полицейских. Они обогнули озеро, потом двинулись по полю, миновали ивы и через мост въехали на площадь Уараутамбо.
– Где они? – спросил сержант Астокури.
– В долине, – отвечал какой-то мальчик. Мальчик был в одних трусиках, весь мокрый, в тонкой руке держал он форель.
Когда-то долина шла до самых отрогов гор, теперь же озеро Уараутамбо поглотило долину.
Неподвижно застыли индейские отряды. Не колышутся знамена общин. Никто не шелохнется. Полицейские подъехали ближе. Капитан Реатеги трижды просвистел в свой свисток. Стал развертываться полицейский отряд. И тогда выступил вперед выборный Агапито Роблес.
– Ты кто такой? – спросил субпрефект Валерио.
Многим задавал субпрефект Валерио этот вопрос и привык – всякий раз люди пугались. Но не испугался Агапито Роблес, сказал просто:
– Ты хорошо меня знаешь, сеньор Валерио.
Субпрефект пришел в ярость – какой-то индеец смеет говорить ему «ты»! «Давно пора покончить с этим негодяем», – подумал он. Но взглянул на черную от сомбреро равнину и подавил свой гнев.
– Выделите десять человек вести переговоры.
– Не надо. Можешь говорить со мной.
Субпрефект снова затрясся от злобы.
– Роблес, ты меня знаешь. Тебе лучше других известно – я человек покладистый. Верно?
Никто не ответил.
– Я говорю сейчас с вами не как глава провинции, а как ваш друг. Послушайтесь-ка моего совета – уходите подобру-поздорову, Поместье есть частная: собственность, а захват чужих земель – преступление, за которое положено пять лет тюрьмы. Я-то понимаю, нищета толкает вас на такой поступок. Даю тебе честное слово – я все забуду. Ты, Агапито, из тюрьмы бежал, но и ты останешься на свободе, если только вы уйдете отсюда. Не рискуй, Агапито. Не бери на себя вину за кровь и смерть.
– Я здесь не главный, господин субпрефект.
– Кто же главный?
– У нас главного нет. Мы, члены Совета, поступаем так, как велит община. Янакоча решила отобрать землю. Я выполняю ее решение. Мы не чужую землю берем, мы свою возвращаем. Эта земля – наша с тысяча семьсот пятого года. Скажу я своим – уходите, и больше я не выборный.
– Я дело говорю, Роблес. Двадцать лет я служу. Не рискуйте. Начнут стрелять – поздно будет. Чего добились жители Чинче своим упрямством? Тоже так, не хотели слушать, когда их предупреждали. Штурмовой отряд стер селение с лица земли, камня на камне не осталось. Даю вам возможность уладить все Мирно. С полицейскими разговор будет другой. Ну, что скажешь?
– Спроси народ, сеньор.
Субпрефект Валерио крикнул:
– Уходите! Иначе члены Совета вашей общины ответят за все. За каждый день, что останетесь вы здесь, на захваченной земле, прибавится им по году тюрьмы. Подумайте!
– Если члены Совета столкуются с вами, мы их перевешаем всех! – крикнул Лисица.