Но это было всего лишь начало праздника. К вечеру во всех домах горел свет, люди обезумели от счастья. Трезвым оставался один только Агапито Роблес – он никогда не пил. Остальные набросились на жареную баранину, на водку – лавочники на радостях кормили и поили всех даром. Люди пили, плясали, пьяные валялись на улицах. Выборный сел на площади на скамейку. Он вспоминал, как смеялся Белоногий в тот день, когда спас его на реке Андачака, вспоминал скорбный взор Тупака Катари, горящие глаза Ангела из Пумакучо, ярость капитана Реатеги, озера, снежные вершины, степи… Сколько лет пролетело, сколько дорог пройдено! И вот – свершилось. Агапито смотрит на тихую, прекрасную луну. Надо рассказать обо всем дону Раймундо Эррере. Поднимается Агапито, идет вверх но улице знаменосца Минайи к кладбищу. Тишина, наполненная звездами, охватила его, он чувствует, что в этой тишине сверкают, искрятся не только нынешние, но все звезды, сущие и будущие, горящие над миром во все времена. Пала тишина на сердце Агапито, смирила, наполнила любовью. Ко всем. Даже к Монтенегро. Нет больше у Агапито врагов. Зачем враждовать? Начинается другая жизнь, «я иду, дон Раймундо!» – воскликнул он. Поднялся по склону и… замер. В пещере Альтомачай горел костер. Тревога! Может, показалось? Агапито зажмурился, потом снова широко раскрыл глаза – огонь по-прежнему мерцал. Кто-то мочился у стены дома.
– Лисица, ты?
– Что случилось, братец?
– Тревога, Лисица.
Лисица выпрямился.
– Может, ошибка?
– Давай выше поднимемся.
Лисица расставил караулы на всех вершинах, чтобы сразу предупредили, если увидят приближающиеся вражеские войска. В случае тревоги часовым приказано разжигать костры. Лисица предусмотрел все. Если ночь дождливая – костры разжигать в пещерах. И вот – в пещере Альтомачай горит костер.
Поднялись. И в другой стороне ярко полыхали в тьме костры.
– В пещере Крусхирка – тоже.
– И на Чипипате! – воскликнул Агапито Роблес. Там, на холме, вспыхивал и гас фонарь – что-то передают!
– Говори, что там?
– Вой-ска и-дут, – прочел Лисица.
И протрезвел мгновенно.
– Че-рез Там-бо-пам-пу вой-ска и-дут.
– Что ты говоришь, Лисичка?
– Че-рез Там-бо-пам-пу мно-го вой-ска и-дет.
Заскрипела, заплакала горько в эвкалиптах птица пакапака. И тут словно обезумел вдруг выборный. Засмеялся – сначала тихонько, потом все громче, громче, весь затрясся от смеха. Отбросил на спину свое пончо и как пустится плясать! В ужасе глядел на него Лисица.
– Вифала! Вифала! – вскрикивал Агапито.
Взметнулось облако пыли, совсем скрыло Агапито. Одно только пончо виднелось – разноцветный бешеный вихрь. Спустилось с холма, будто огромная свеча промчалось среди эвкалиптов. Загорелись эвкалипты. Я сам все видел. Я шел за ним следом на расстояний, чтоб не обжечься. Горели поля маиса, били копытами кони в конюшнях. Вифала! Вифала! – вниз, все вниз, прямо в селение. Братья Лопесы тоже видали, как загорелась сначала трава на выгоне, а после вспыхнула ферма Полидоро Кинто. Вифала! Огромнsй язык пламени охватил дерево во дворе Рекисов. Вифала! Пар поднимался над ручьем, что течет со склона Альтомачай. Вифала! Загорелся фасад муниципалитета. Языки пламени лизали колокольню (до сих пор стоит она вся черная). Даже собачка моя загорелась нечаянно. А мы в это время сидели по домам за пиршественными столами. Жарко нам было, пот лился по лицам ручьями. Все сильней становился жар, будто в адской печи. Задыхаться мы стали. И вышли тогда из домов – и увидели. Пылала долина. Плясал по долине разноцветный смерч, и все загоралось вокруг.