Эйнар похлопал прискакавшего Раска по шее, взглянул на прилично удалившегося колдуна и отбросил сперва посетившую его мысль пуститься в погоню. Вместо этого отцепил от седла подарочное копье и отошел с ним на свободное пространство, взвешивая его в руке. Эйнар легко подбросил несуразную жердину, перехватил ее за середину для броска. Потом еще раз глянул на удаляющегося всадника, оценил расстояние. А потом занес копье, разбежался, как эвлогский атлет, и метнул.
Старик благодарно кивнул и засеменил вдаль, опираясь на посох. Зрители ахнули, пораженные силой и скоростью, с которыми полетело это копье, которое даже на самый неискушенный взгляд к полетам не предназначалось. Но больше всех поразился сам кузнец, у него даже челюсть отвисла — личностью он был достаточно самокритичной, чтобы собственные таланты и умения стали инструментом понижения самооценки. И тем не менее копье стремительно разрезало воздух, догоняя колдуна, который из последних сил держался в седле, но гнал мрачные мысли, успокаивая себя тем, что ему доводилось выбираться из переделок пострашнее. В конце концов, он же Биркир Свартсъя…
Дорогу преградила фигура в балахоне. Она не появилась внезапно, не обрушилась с неба и не выросла из-под земли. Она просто стояла здесь и, судя по всему, ждала очень давно. Между лопаток вонзилось что-то острое и вышибло колдуна из седла. Лошадь взвилась на дыбы, заржала и ошалело понеслась прочь.
— Биркир из Накенлиндена, — произнесла фигура, — он же Биркир Свартсъяль, Биркир Бездушный, Биркир Проклятый, Биркир Неживой, Биркир Хрен-Убьешь, Биркир Когда-Ж-Ты-Сдохнешь и О-Боги-Опять-Этот Биркир. Очень рад нашей долгожданной встрече.
— Да уж конечно, — фыркнул колдун, вставая и отряхиваясь. — Да только толку от нашей встречи? Все равно меня не убить, так что ты зря потратила на меня время, смерть. Произошло какое-то недоразумение. Не знаю, какое, но я в нем скоро разберусь. А когда разберусь…
— Пожалуй, я тебе помогу разобраться в сложившейся ситуации, — великодушно сказал Старик, указывая пальцем вниз.
Колдун взглянул под ноги совершенно без задней мысли, просто следуя остаточному инстинкту. Увидел он раньше, чем осознал, что именно увидел. А когда осознал, отпрянул, сдерживая рвущийся из призрачной глотки истошный вопль.
— К-как?.. — простонал он.
— Несмотря на видимость, — ответил Старик, — удар в печень. Довольно частый случай летального исхода, должен признать. Одинаково любим и в кругах знати при покушении на особу королевских кровей, и в кабацких потасовках простолюдинов. Не знаю, утешит ли тебя это знание.
— Но… но меня невозможно убить!
— И все-таки ты мертв. Поверь не только моему слову, но и акту твоего нынешнего состояния. Кстати, вот он, — Старик поднял руку, и в ней возник развернутый лист бумаги.
— Да что мне твои акты! — взорвался колдун, выхватил документ смерти и в приступе бешенства разорвал его на мелкие клочки. — Ты — мошенник! Ты нагло нарушил заключенный мной с госпожой договор! Когда она узнает!..
Старик оттянул рукав балахона и взглянул на часы. Ровно секунда в секунду земля задрожала, разверзлась кривым разломом, курящимся ядовитыми испарениями и светящимся из недр ядовито-зеленым светом. Из пролома под аккомпанемент раскатов грома и взрывов зловещего хохота поднялась женщина, тощая, долговязая, скелетоподобная и сухая, как рыбина. Для полного сходства с престарелой состоятельной леди со стервозным характером ей не хватало только сигареты в тонком, длинном мундштуке и манто из меха сотни пятнистых щенят.
— Узнала! — истерично взвизгнула Бейн, заливаясь ведьминским хохотом. — Уже узнала! И теперь ты мой, красавчик!
— И ты, госпожа? — в отчаянии схватился за призрачную голову Свартсъяль. — Ты обещала! Неужели ты нарушишь свое слово?
— Не СМЕТЬ! — Бейн сорвалась на тонкий, вибрирующий писк. Старик болезненно потер капюшон на ухе. — Не сметь упрекать меня в том, что я что-то нарушила! Посмей только заикнуться, что я что-то нарушила! Я ничего не нарушила! ТЫ, — костистый палец с длинным ногтем ткнул в колдуна, — пользовался моей милостью сто лет! Сто лет ходил надутым павлином и хвастался МОИМ могуществом! Я, что ли, виновата, что ты облажался, как лопух последний? Нет, красавчик! Ты сам виноват! И теперь ты мой! — соблазнительно мурлыкнула Бейн. Колдун испуганно попятился. В отличие от престарелой темной богини, чья сексуальность подала в отставку еще на заре времен, он услышал страшный скрежет ногтей по стеклу, от которого сводит зубы.
— Но мы заключили договор! — запротестовал он. — Ты, — Свартсъяль обвинительно ткнул пальцем в смерть, — присутствовал при этом. Ты согласился с каждым пунктом! Ты признал, что я бессмертен!
— Не помню, чтобы я признавал твое бессмертие, — возразил Старик. — Я бы никогда не принял такую безграмотную и опасную для мироздания формулировку. Ты и, — он глянул на подземную царицу, и первый пришедший на ум дежурный эпитет так и не сорвался с его языка, — мудрая госпожа Бейн заключили договор на жизнь длиной в вечность в обмен на твою душу. Я же, в свою очередь, обязался не беспокоить тебя в течение этого срока, если, конечно, не произойдут непредвиденные обстоятельства, не входящие в перечень непредвиденных обстоятельств данного, — Старик тряхнул рукой, и возникший в ней рулон пожелтевшей бумаги развернулся долгой, убегающей в дали дорожкой, — договора. Собственно, они и произошли, поэтому ты умер.
— Невозможно! — упрямился колдун. — Я предусмотрел все! Меня не убить ни смертному, ни бессмертному, ни!..
— Да-да, — вежливо перебил его Старик. — Зато и смертному, и бессмертному это вполне под силу.
— Что? — заскрипел призрачными зубами колдун. — Это… это какая-то бессмыслица! Так не бывает! Ты либо смертен, либо бессмертен!
— Вселенная полна занятных парадоксов, — произнес Старик. — Но самые странные и интересные из них создают люди. Эйнар Сын Войны яркий тому пример. Он смертен, несмотря на кровь бога и высокое происхождение, и как все смертные однажды умрет, но при этом останется жив. И проживет вечность.
— Это невозможно!
— Возможно, если мы говорим о песнях, героем которых он стал. У смертных есть одно интересное утверждение: «Мы живы, пока жива память о нас». А об Эйнаре Сыне Войны сочинили столько песен и поют их так часто, что забыть его не получится спустя сто поколений. И даже дольше, поскольку даже мне въелась в память парочка из них. Особенно та, про деву под дубом. А я, так уж сложилось, — Старик как бы обреченно вздохнул, — ничего не забываю.
Свартсъяль остолбенел, челюсть у него затряслась.
— Это… это мошенничество!.. — беспомощно пробормотал он.
— Разве? Тогда почему же ты мертв?
— Хватит лясы точить! — заверещала Бейн, нетерпеливо уставившись на Старика. — Ты получил свое, а я хочу получить свое! У меня нет дубов, но я что-нибудь придумаю, чтобы хорошо поразвлечься с этим красавчиком! — жадно схватив колдуна, как беззащитного котенка, проскрипела она.
Тот в ужасе завопил и каким-то чудом вырвался из крепких объятий мучительницы домашних животных. В порыве отчаянной ярости он бросился на Старика, справедливо полагая его главным виновником сложившейся ситуации. Колдун вцепился в его балахон, на самом деле слабо представляя, что, собственно, может сделать персонификации самой грозной и страшной силы во вселенной. Но его отчаяние, обида и ненависть к несправедливому мирозданию просто требовали хоть какого-то выхода, и Старик, имея богатейший опыт общения с душами мертвых, отреагировал с величайшим спокойствием и пониманием.
Однако Бейн тактичностью не отличалась, поэтому попросту схватила вырвавшегося колдуна за ноги, как следует встряхнула и потащила в разлом. Из-за начавшейся возни балахон Старика сбился, являя миру тугой воротничок белой рубашки и черный галстук, капюшон сполз с головы, открывая… гладко выбритое лицо клерка средних лет, с утра до вечера пять дней в неделю чахнущего в душном офисе. Симскара, конечно, находилась на расстоянии тысячи лет от изобретения офиса и внедрения в человеческую жизнь подобной формы ада со своей иерархией высших демонов и низших прислужников и своими способами заключения дьявольских сделок в обмен на душу, но смерть, как сущность, находящаяся вне времени, могла позволить себе любой каприз. К тому же Старик считал строгий деловой костюм самой подходящей формой одежды для своей работы. Впрочем, это вовсе не значило, что он не прислушивался к пожеланиям своих клиентов, поэтому обладал обширным гардеробом воплощений на любой вкус и верование.