— Да, — ответил Павел.
— А понял?
— Нет, — признался контролер.
— Ну ничего, — успокоил его Калинин. — Главное — не понимать, а действовать. Понятно?
Павел снова кивнул.
— В общем, задача твоя не из легких, — продолжал хозяин кабинета. — Родина у нас, как ты понимаешь, большая. Везде глаз да глаз нужен, и то порядка мало. Поэтому на Политбюро и было решено выдвинуть из самой честной народной среды ряд верных тружеников, обучить их всем способам народного контроля и отправить в различные области и края, чтобы вели они там беспощадную борьбу за настоящий порядок, за качество продукции и выполнение всех поставленных задач. Но положение в промышленности усложнилось, и приходится посылать вас без достаточного обучения. Но народ у нас смышленый. Да, я думаю, ты и сам до всего дойдешь. Вкратце-то я тебе объясню. Я ведь с каждым таким контролером лично беседую и скажу прямо: контролеров у нас мало, и каждый из них — на вес золота. Ну, а контролировать жизнь и ее производственные процессы несложно. Приезжаешь в город, узнаешь, какие заводы и фабрики есть, что выпускают. Потом идешь прямо туда, говоришь им:
«Я — народный контролер» — и требуешь предъявить изделия для проверки качества. Вот, собственно, и все. Ну, там, где качество трудно проверить, — так ты на глазок, а если сомнения, то берешь то, в чем сомневаешься, и сюда везешь…
— А как же? — не понял Павел.
— Чуть позже я тебе объясню! — успокоил его хозяин кабинета. — А пока скажу, что выпал тебе нелегкий район действий, так сказать. Северные места… И условия там, конечно, приближенные к боевым. А может, ты не хочешь? Ты скажи! Может, ты не готов к этому?
— Да нет, готов! — заверил товарища Калинина Павел.
— Ну, а может вопросы есть? — поинтересовался хозяин кабинета.
— Есть, — признался Добрынин. — Насчет служебной жены… Как-то… неловко…
— Ну, брат, это надо, — понимающе закивал товарищ Калинин. — Мне и самому трудно, у меня ведь тоже и моя, венчались еще до семнадцатого, и служебная… Что поделаешь, такой порядок. Я ведь из Твери сам, жена с детьми там осталась, а здесь служебную получил. Правило такое — кто не из Москвы, тот здесь жену получает, так сказать, номенклатурную. Да ты не бойся, они у нас проверенные и пользуются полным доверием, а если что, не стесняйся, говори, и мы заменим…
— Ну, раз порядок… — развел руками Павел.
— А может, еще что-нибудь волнует? Может, о своей семье думаешь?! Так ты не беспокойся, они у нас будут под партийной заботой. Так что все в порядке, как видишь… Ну и теперь самое важное. Решил я тебе, Павел, подарок сделать… Непростой подарок… — Товарищ Калинин испытующе посмотрел в глаза народному контролеру. — Такой подарок, за который многие полжизни отдали бы. В общем, коня белого дарю тебе.
И, тяжело вздохнув, товарищ Калинин на некоторое время замолчал, то ли обдумывая что-то, то ли погрузясь в воспоминания.
А Павел слушал возникшую тишину и думал. Думал о том, что не случайно, должно быть, его выбрали, и не из-за желания избавиться от честного и правдивого человека. А были, видимо, на то особые причины, о которых он если и узнает, то очень не скоро.
За окном вечерело, и, несмотря на то, что рядом жил своей бурной жизнью большущий город, было тихо и спокойно. И, может быть, даже спокойнее, чем в это же время в деревне Крошкино, где с наступлением первых сумерек осмелевшие из-за своей невидности дворовые собаки начинали переговариваться-перепаиваться, рассказывая друг другу, кто из них какого размера кость получил, и так этот лай стоял бы до полуночи, пока осовевшие от него хозяева не обругали бы свою псину последними словами, после которых в дело уже мог бы пойти деревянный колок, и собаки, конечно знавшие об этом, замолкали, уткнув свои носы в теплую землю.
Товарищ Калинин вдруг очнулся, обошел свой письменный стол и вытащил из его ящика книжечку, которую тут же протянул Павлу.
«Детям о Ленине», — прочитал Павел название и посмотрел на обложку, где великий вождь был изображен на скамейке, окруженный гурьбой ребятишек.
— Ты не смотри, что название такое, — сказал уже уставшим голосом хозяин кабинета. — Эта книга тебе очень пригодится! Она, в общем-то, не только для детей. Ну вот, я тебе вроде все сказал. Завтра днем на аэродроме тебе седло передадут. А сейчас поезжай домой, отдохни…
— А как же белый конь? — негромко спросил Павел и тут же смутился из-за наглости своего вопроса.
— Конь? — повторил товарищ Калинин. — Коня тоже привезут на аэродром. Он здесь, в кремлевских конюшнях. Хорошо?
Почувствовал тут Павел в себе наличие такого желания, о котором не сказать товарищу Калинину он не сможет. Но как сказать — он не знал, потому как второго наглого вопроса задавать не хотелось.
— Ну что молчишь? Вижу, что о чем-то просить хочешь? — проницательно подметил хозяин кабинета.
— Да я… вот…
— Ну говори, не дакай!
— Хотел бы, товарищ Калинин…
— Да называй ты меня по имени, мы теперь равные!
— Ну… хотел бы я, Михаил, на этом коне от Кремля до аэродрома проскакать…
— Да-а… — сказал товарищ Калинин. — Желаньице, я тебе скажу!
— Но это если можно, а если нельзя, то…
— Сейчас! — остановил Павла хозяин кабинета и подошел к телефону. — Эй, Вася! — сказал он кому-то. — На завтра эскорт свободен? Да? Хорошо. Тогда прикажи, чтобы к двенадцати был готов у Спасских ворот! — Ну вот, — опустив трубку, товарищ Калинин посмотрел на народного контролера. — Порядок. Будет тебе конный проход!
— Спасибо! —глаза у Павла загорелись, и он едва сдержал свой порыв обнять товарища Калинина и расцеловать его.
— Потом спасибо скажешь! Главное — Родину люби и делай все для ее блага! Ну все, иди! Нет, постой, скажи-ка мне, зачем топор с собой принес?
— Жена в дорогу дала, — объяснил Павел, поднимаясь из-за стола.
— Вот так да! — усмехнулся хозяин кабинета. — Молодец жена! Правильно дала! Тут жизнь такая… да…
За дверью в коридоре стоял красноармеец, который и проводил Добрынина вниз к автомобилю. Виктора Степановича в машине не было. Только шофер сидел, сонный и молчаливый. Ни слова не сказал за всю дорогу. Лишь когда остановил машину у подъезда, напомнил, что квартира у Павла под третьим номером.
Дежурный дворник открыл Павлу двери в парадное. Добрынин поднялся на третий этаж, вспомнил про ключ, врученный ему дворником. Нашел его в кармане брюк и отпер двери. Котомку оставил в прихожей, а книгу «Детям о Ленине» взял с собой и прошел в кабинет.
Включил лампу с зеленым абажуром, и так уютно стало в этой самой человечной комнате квартиры. А тишина, она была непоколебима и настраивала на серьезные мысли. И, усевшись за письменный стол, открыл Павел перед собой первую страницу подаренной в Кремле книжки. Открыл и стал читать.
Прочитав первый рассказ о Ленине, Павел решил на этом пока и остановиться, тем более, что захотелось подумать немного о смысле и морали этого рассказа. Речь в нем шла о том, как однажды Ленин попал в дом поморских рыбаков одной северной народности. Пришел он туда как гость, и тут же хозяева накрыли на стол и стали угощать Владимира Ильича их национальным супом, который, конечно, для европейского человека показался очень невкусным. Но ничего не сказал им об этом Ленин, а только поблагодарил за угощение. А они, решив, что суп Ленину очень понравился, предложили еще, короче — добавки ему дали. И тут Ленин ничего не сказал, и все съел, как учили его родители еще в далеком Симбирске — повлияло, конечно, воспитание, «общество чистых тарелок» семьи Ульяновых, но и не только это.
«Да, — подумал напоследок Павел. — Не зря мне эту книгу подарили. Сказали же, что на Север пошлют… Значит надо уважать национальные супы и другую еду…» Усталость замедлила процесс мышления, и Павел почувствовал, что засыпает. Но спать сидя не хотелось, и он, оставив свою одежду в кабинете, пошел в спальню. Зашел, закрыл за собой дверь и постоял пару минут, привыкая к темноте. Большой белый квадрат кровати быстро рассеивал ночной мрак, и очень скоро Павел разобрал, что его служебная жена занимает ближний к нему край. А разобрав это, он обошел кровать и лег с другого края, оставив между собою и женою не менее метра. Накрылся краем одеяла, ощутил ватное тепло, окутывавшее его, и заснул, улыбкою прощаясь с уходившим в прошлое таким удивительным до сказочности днем.