Он сидел, после бани чистый и еще более красный лицом, на нем была полотняная белая одежда и в ухе серьга с жемчугом и рубином.
– Они опять придут, если ты уйдешь, – сказала Ольга. – Останься с нами!
– Мати моя! – отвечал он. – Завязаны у меня в Предславе великие дела. Что ж, бросить, не развязав?
– Хватает великих дел и у нас в Киеве.
– Мати, на месте сидя не много сделаешь.
– Те, кто тебе оставил Киев, тоже на месте не сидели. Однако свое княжество им было как зеница ока.
– Кто мне оставил Киев, – сказал Святослав, – дошли до предела своего. Мне – раздвигать пределы. Много ли они достигли, ударяя на греков с моря? Болгарские горы – подступ к Константинополю.
– Разве нельзя поближе где раздвигать пределы?
– Нет, – отвечал он. – Не ты ли меня учила – время нам в люди выходить?
– Будь у меня те прежние силы, – сказала Ольга, – я б сама тебя послала на то, что ты, мой отважный, затеял. Но погляди, я уж дышу едва. Что здесь будет без нас с тобой? Неужели тебе не жалко ни отчины, ни деток?
Тогда, чтоб ее утешить, он стал ласково ее уговаривать, рассказывая, как прекрасно он живет в Предславе.
– Ты бы посмотрела, – говорил он, – на тамошний торг: со всех сторон туда везут всё доброе. Посмотрела бы, в каком дворце мы живем с дружиной. Даже палата, где мой конь стоит, резным мрамором украшена.
– Сыночек, – она сказала, – ты меня за дитя считаешь, что ли? Будто я не знаю, что тебе резной мрамор нужен столько же, сколько коню твоему? А вот ты знаешь ли, что в порогах стоит печенежский князь Куря, по-ихнему означает Черный, и этот Черный князь поклялся из твоего черепа сделать себе чашу для питья? Останься, родной!
– Я вятичей покорил, – отвечал Святослав, – я Тмутаракань покорил, что мне князь Куря! Не проси, пусть Русской землей сыновья управляют, им отдаю.
И стоят перед ним два мальчика в шелковых красных рубашечках, бойкие мальчики, от рождения привыкшие быть господами. И он говорит старшенькому, женатому на гречанке-монахине:
– Тебе, Ярополк, отдаю Киев.
И младшенькому:
– А тебе, Олег, Древлянскую землю. А прочие волости вы сами между собой поделите.
Но есть в селе Будутине еще сын, меньше Олега, совсем несмышленыш Владимир, сын Малуши. И ходит кругом Святослава Малушин брат Добрыня, дядя Владимира, заглядывает Святославу в глаза, шушукается с послами. Говорят новгородские послы:
– Вот, древляне своего князя получили. Дай и нам князя из твоего рода.
– Кого ж я вам дам? – сказал Святослав.
– Не то мы сами найдем, – сказали новгородцы.
– Хочешь к ним? – спросил Святослав Ярополка.
– Нет, – ответил тот, – не хочу.
– А ты? – спросил Святослав у Олега.
– Не хочу, – сказал и Олег.
– Владимира дай, – сказали новгородцы.
– Он же младенец еще.
– И хорошо: вырастет с нами и будет чтить наш обычай.
– Ну берите, – сказал Святослав.
Новгородцы взяли маленького Владимира и его дядю Добрыню и повезли к себе на север. А Святослав стал собираться обратно в Болгарию.
Настал день его отъезда. Он поцеловался с Ольгой и поклонился ей в ноги, и она его перекрестила.
Дружина с наточенными мечами, на начищенных конях поджидала его. Он сел на своего коня, и тронулись.
Постукивая клюкой, взошла Ольга на башню-смотрильню – поглядеть ему вслед.
Очень высокая стала эта башня.
Без числа ступенек у лестницы.
Еще ступенька.
Еще.
Идешь-идешь – всё перед тобой ступени. И на каждую ведь подняться надо.
После его отъезда она прожила недолго. Ее похоронили по христианскому обряду. Через много лет ее внук Владимир перенес ее прах в Десятинную церковь.
Сказание о Феодосии
Восход
Глубокой ночью Феодосий поднялся с постели.
Он спал на полу, на старом утоптанном войлоке. Хотя была в комнате лавка с пуховиками и с одеялом на заячьем меху и мать приказывала спать на лавке.
Месяц ярко светил в окошко, озарял беленые стены комнаты и стоящего посредине Феодосия.
Феодосий слушал.
Тихо.
Он выглянул в окно. Пустой двор бел от месяца. Черная тень амбара. Черная Жучка. Жучка увидела, что он выглянул, – замотался черный хвост.
Время.
Все было собрано с вечера. Котомка, в ней житный хлеб и пара лаптей в запас: идти далеко. Лапти подшиты кожей для прочности.
Надел котомку через плечо. Потянул дверь. Петли тоже с вечера смазал; не заскрипели.
О господи, как грабитель ночной уходил он из родительского дома.
Дом большой был, из самых богатых в Курске. Наверху жили Феодосий и его мать. Внизу была поварня. Двор обставлен постройками – склады, мастерские, нужники, жилые избы. Все обнесено бревенчатым высоким забором, бревно к бревну приставлено плотно. По забору гребнем – железные шипы.