-- Много шляется народу по свету, -- проговорил хаким.
-- Он шел с одной целью...
-- С какой же?
-- Только с одной. Повидать тебя, о хаким!
-- Зачем?
-- Я же сказал -- он поэт.
-- Уж лучше бы ты привел немудрящего звездочета. Зачем нам поэт? Особенно мне?
Али твердо стоял на своем. Казалось, настойчивость поэта из Балха перешла к нему.
Али сказал:
-- Он шел по опаленной солнцем земле, на зубах его песок пустыни, и в глазах его пыль пустыни. Один из погонщиков -- отец этого поэта. Отец ничего не жалеет для сына. Он одел и обул его так, чтобы не оскорбить твоих глаз...
-- Мои глаза ко всему привыкли, Али.
-- Он пил вонючую воду и ел гнилую пищу. Гиены пустыни чуть не сожрали его...
-- Это преувеличение, Али.
-- Он шел к тебе, и смерть витала над ним...
-- А другие, которые шли вместе с караваном, разве бессмертны? И очень глупо рисковать жизнью ради стихов, без которых вполне можно прожить.
-- Однако, хаким, ты же не можешь без них!
-- Без стихов?
-- Да! -- дерзко воскликнул Али.
Омар Хайям перемешивал указательным пальцем фисташки. Долго он это делал. Долго и молча.
-- Может быть, молодой человек желает узнать что-либо о светилах? -- наконец проговорил он.
-- Нет. Он только поэт.
Хаким все думал.
-- Может, показать ему обсерваторию?
-- Нет, он желает говорить только о стихах.
-- Какой чудак! -- сказал хаким. -- Зови его. "Ради стихов? -- подумал хаким. -- Ради стихов столько мучений на долгом пути? Какое это будет неисчислимое бедствие, если в один прекрасный день большинство человечества обратится в неистовых поэтов!"
И он встал навстречу гостю, пришедшему издалека. Молодой человек бросился к хакиму и с жаром поцеловал ему руку.
Омар Хайям усадил его, а служитель Али принес кувшин шербета [Ш-007] и кувшин вина.
-- Я недостоин этого! -- воскликнул молодой человек, порываясь встать, -- Я не могу сидеть у правого плеча великого поэта!
-- Сиди, сиди, -- сказал хаким, удерживая поэта. Мы сейчас разберемся во всем, и, ежели обнаружим здесь великого поэта, все будет по твоему.
Молодой человек восхищенно глядел на хакима: ему не верилось, что он рядом, совсем рядом и что они дышат одним воздухом.
Хаким справился об имени поэта из Балха, и тот назвал себя: имя -- Рустам, а по отцу -- Зирак.
-- Рустам эбнэ Зирак? -- спросил Омар Хайям.
-- Да, господин, именно так.
Хаким внимательно оглядел молодого человека и сказал:
-- Мне кажется, что ты сошел со славных страниц великого Фирдоуси.
-- Почему так кажется, господин? -- смущенно произнес Рустам.
-- А по всему... И рост, и молодость... И это имя твое... Что привело тебя сюда?
-- Мы шли долгим и трудным путем, -- сказал Рустам. -- Глаза наши очень часто ничего не видели сквозь завесу желтой пыли, ветер срывал с головы шапки и уносил далеко. Однажды нам казалось, что буря заживо погребет весь караван. Это было между Балхом и Нишапуром. Отец сказал мне тогда: "Вот до чего довели тебя стихи".
-- Стихи? -- удивился Омар Хайям. -- А при чем стихи, когда бушует буря? Или, может, я чего-то не улавливаю?
Молодой человек из Балха что-то хотел объяснить и вроде бы не мог.
-- Стихи сочиняются в свободное время, -- сказал хаким. -- Но когда бушует буря, надо думать и бороться, а не стихи сочинять,
-- О господин мой, ты не так меня понял, -- сказал Рустам вдруг на арабском языке.
Хаким поднял руку:
-- Не утруждай себя, Рустам, я прекрасно понимаю и свой родной. Говори по-нашему...
-- Господин мой, дело в том, что я поэт и приехал сюда, в Исфахан, только чтобы повидать тебя и поговорить с тобой.
-- О чем же?
-- О стихах... О высокой поэзии.
-- Ты, конечно, шутишь, Рустам. -- Хаким взял многократно сложенный лист самаркандской бумаги и развернул. Он оказался картой, на которой изображены моря и реки, города и высокие горы великого царства.
Хаким указал на город Балх, а потом перевел взгляд на город Исфахан и в него тоже ткнул пальцем.
-- Ты видишь? -- спросил он. -- Какое это расстояние? Сколько сот фарсангов, а? [Ф-003]
-- Много, -- ответил Рустам.
-- На караванной дороге встречаются не только оазисы, Рустам. Она полна ловушек: болезней, зверей, разбойников. Песок тоже убивает человека. Очень часто. Если купцы рискуют жизнью, они знают, что это стоит барыша, который сулит им опасное путешествие. А ты почему рисковал?
-- Хотя бы для того, чтобы посмотреть свет, -- сказал Рустам и покраснел.
Хайям отпил вина.
-- Это хорошо! -- сказал он. -- Твой ответ мне нравится. Ради этого можно и рискнуть. То, что увидел глазами и пережил сердцем, стоит очень многого. Не так ли?
-- Да, и я так думаю.
-- И ты решил ради стихов посмотреть свет?
-- Не совсем так, мой господин. Я решил поговорить с тобой.
-- О стихах?
-- Да.
-- Почему именно со мной? Разве мало поэтов в Балхе?
Рустам отпил шербета и сказал, не скрывая своего удивления:
-- Поэты в Балхе? Они есть, но разве кто нибудь из них сравнится с тобой?
-- При чем тут я? -- раздраженно бросил Омар Хайям.
Рустам растерялся. Ему показалось, что этот Омар Хайям вовсе не тот Омар Хайям, к которому шел через опасные пустыни. Но ведь ошибки быть не может! Омар эбнэ Ибрахим? Омар Хайям -- поэт? Омар Хайям -- надим -- постоянный собеседник его величества? [Н-001] Омар Хайям, работающий в обсерватории? В самом Исфахане? Или здесь две обсерватории и в обеих работают Омары Хайямы ?
"Наверное, мне следует встать и уйти, -- подумал Рустам. -Если я попал не к тому Омару Хайяму величайшему поэту, -- то, разумеется, следует как можно скорее покинуть обсерваторию и не морочить голову уважаемому хакиму..."
Рустам вскочил на ноги. Он вскочил так, будто собирался бежать, бежать без оглядки. Глаза его были расширены, пальцы на руках оттопырены, и необычная бледность на лице...
-- Я прошел многие сотни фарсангов... -- сказал он, запинаясь. -- Я уже говорил, что на зубах моих был песок, а глаза слипались от желтой пыли. Скажи мне, о хаким, неужели я ошибся адресом?
-- Кого ты искал, Рустам?
-- Омара Хайяма.
-- Он здесь, перед тобой.
-- Но мне нужен поэт...
-- Зачем?
-- Чтобы поучиться у него мудрости...
-- У поэта Омара Хайяма?
-- Да, у него.
Рустам сложил руки на груди и насупился. И немного погодя, прочитал стихи. Нараспев. Выделяя рифмы, подчеркивая смысл их особым произношением важных, по его мнению, слов. Смысл стихов был точен, не допускал двух толкований. Это были стихи-четверостишия о том, как течет по земле, красивой земле, ручей. Он блестит, сверкает всеми цветами радуги, и звуки его чарующи. Но вот впереди расселина, и ручей пропадает, исчезает, словно его и не было на этом свете. Вот и все!