- Да, - подтвердил хаким. - Это условие нашей дружбы, общей работы и общей цели.
- Прекрасно! - воскликнул Васети. - Ответь мне, уважаемый хаким: что есть твои стихи?
Во вселенной наступила тишина. Секунда. Другая. Целая минута тишины! Омар Хайям обдумывал свой ответ: правдивый, искренний.
- Какие стихи ты имеешь в виду?
- Которые мы читаем на полях твоих геометрических вычислений и философских трактатов, - пояснил Васети.
Опять тишина во всей вселенной. Секунда. Другая. Целая минута тишины! И хаким ответил:
- Это часть моей жизни. - И скороговоркой добавил - Но я не поэт. Это звание слишком высокое. - И еще добавил: - Эклиптика пронизывает все существо созвездия Девы. Очень жаль, что где-то рядом нет созвездия Поэзии...
- А Лира? -спросил Хазини.
- Это не совсем то. На ней может бренчать любой.
18.
ЗДЕСЬ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
О ТОМ, КАК ХАКИМ ПИРУЕТ
С ПРЕКРАСНОЙ АЙШЕ НА БЕРЕГУ
ЗАЕНДЕРУНДА
- Аллах накажет тебя! - говорит Айше.
- Ну и пусть! - отвечает Омар Хайям.
- И ты не боишься его гнева?
- Боюсь.
- А почему же ты говоришь "ну и пусть"? Хаким не желает нынче ломать голову над различными вопросами. Он отвечает весело первыми сорвавшимися с языка словами:
- А потому, Айше, что гнев твой страшнее. Эта небольшая лужайка, на которой устроились Айше и Омар Хайям, словно зеленое ложе. Со всех сторон она окружена кустарниками. В двух шагах шумит, пенится на камнях, бурно лижет берега светло-зеленая река Заендерунд. Над головою кусок неба - с одеяло, не больше. Такое синее небо, излучающее зной. На траве белая скатерть. Вина и фруктов вдоволь. Фрукты и жареное мясо. Зелень и мясо. Но главное - вино. Такое сыскать не так-то просто. И тонкостенные глиняные чаши отменной работы. Их очень много. Ибо хаким любит в разгар пирушки разбивать чашу о какой-нибудь камень. Черепки разлетаются в стороны. С треском. И Омар Хайям хохочет. Ему становится веселее, когда разбиваются чаши...
Сколько лет Айше? Может быть, восемнадцать? Ее мать убирает нижний этаж обсерватории. Это бедная женщина. И у нее единственная дочь. У Айше большие, грустные глаза. Хаким их называет турецкими. И поясняет:
Глаза турецкие - прекраснейшие в мире.
Айше краснеет, бледнеет и снова краснеет.
- Я очень стар? - спрашивает Омар Хайям, Она не отвечает.
- Наверное, очень, - вместо нее произносит сам хаким.
- Нет, не очень, - говорит она. И краснеет. - Аллах накажет тебя.
- За что же, Айше?
- За то, что изменяешь ей...
Он привлекает ее к себе: ну зачем забивает она себе голову чужою любовью?
- Я люблю всех женщин, - говорит Омар Хайям.
- Как всех? - удивляется Айше.
- Разумеется, всех. Очень просто.
И он целует ее. И ей волей-неволей приходится верить ему, ибо нет, наверное, на свете поцелуев слаще этих...
- И потому я люблю тебя, - поясняет он.
- А ее?
- Ее тоже.
Он подносит ей чашу с вином. Отпивает из собственной. Омар Хайям советует ей пить без промедления и пьет сам. Разве можно не пить, когда с ним Айше?..
Он спрашивает ее:
- Айше, откуда у тебя такие точеные ножки? ...
- От аллаха.
- А эти груди?
- От аллаха.
Омар Хайям задумывается. Ненадолго. Разве, можно погружаться в думы в такие минуты? Ведь рядом Айше!
- Аллах накажет тебя, - строго говорит Айше.
Он ничего не хочет слышать. При чем тут аллах? При чем другие женщины? Разве можно не пить и не любить?..
- Что ты скажешь ей? - допытывается Айше.
- Ничего.
- Из страха?
- Нет. Просто так. Она знает, что я люблю всех женщин.
- И даже старых?
- Этого не говорю.
- Даже некрасивых? Даже хромых?
Он молчит. А потом говорит ей:
- Словом, я люблю женщин. Такими, какими создал их аллах.
Омар Хайям подносит к ее алым губам кусочек поджаренного мяса. Она ест и запивает вином. Это очень пьянящее вино. Так ей кажется. А он допивает чашу и с размаху бьет ее о камень. И сотни осколков разлетаются в стороны.
Он смотрит на нее и думает: "Нет, я не видел никого краше Айше".
И он искренен. И каждый раз, когда целовал женщину, думал, что именно она олицетворяет красоту. Ибо любил их безудержно. Любил их за верность и неверность, за красоту и горячность, за холодность и недоступность, за жар поцелуев и даже за измену. Любовь его столь же глубока и искренна, сколь и мимолетна. Но каждый неверный поцелуй тяжело ранил его, однако рана вскоре заживала. Так как на страже любви всегда стояло время! Оно не разрешало грустить дольше положенного, дольше положенного самим аллахом...
Хаким наклоняется к ней. И целует ее в губы долгим, долгим поцелуем. И ей кажется, что сейчас разорвется ее сердце...
Волосы ее распущены. Пахнут они мускусом и жасмином, так же, как у Эльпи. И он невольно спрашивает себя: "Откуда у нее такие дорогие духи?" Он ныряет головою в черные струи волос и зарывается в них. Подбирается к ее ушам, которые походят на маленькие, твердые обиталища жемчужин, и спрашивает:
- Ты придешь ко мне ночью?
- Не знаю...
- Я буду в обсерватории. Буду совсем один.
- Не обещаю.
Ее глаза полузакрыты. И она не лжет: она ничего не может обещать.
Хаким вспоминает свою первую любовь, которая была там, далеко, в Самарканде. Та девушка походила на Айше. Очень была на нее похожа. И тоже любила повторять: "не знаю". Девушка была пятнадцатой весны, несверленый жемчуг, и ждала своего ювелира. Может, аллах и сейчас посылает Хайяму столь же великолепный подарок?..
Айше разрумянилась от вина и ласк. Щеки ее пылают. И ей стыдно смотреть на него. Ее глаза глядят куда-то поверх него, может, на небо. Или еще выше. Но куда же выше?
Хаким резко поднимается, смачивает в реке платок и обматывает им свою шею.
- Чтобы от любви не разорвалось сердце, - шутит он. Ему очень хорошо.
- Я хочу воды, - говорит Айше, не глядя на Омара Хайяма.
- Приказывай! - с готовностью восклицает он. Берет под мышку большой глиняный кувшин и льет воду в меньший, совсем небольшой. А оттуда - в чашу. И пьют вместе: он - вино, а она - воду. И он просит ее разбить чашу вдребезги. О камень. Она не решается. Он подает ей пример. И тогда она тоже разбивает чашу,
- Это примета? - спрашивает она.
- Да, примета.
- Какая же?
- Тот, кто разбил чашу, испив ее до дна, - все равно вино это или вода,будет любим вечно.
- О аллах! - вскрикивает Айше.- Значит, я буду любить тебя вечно?!
- А ты сомневаешься в этом?
Ее глаза расширились, в них засветился священный огонь, присущий только истинному меджнуну. И, увидя этот огонь, Омар Хайям возрадовался юношеской радостью. Он повел ее к берегу реки.
Они стояли одни над рекою, обнявшись, словно вдруг возникшие из единого дыхания и единого сердцебиения. Она была много ниже его. Хрупка и тонка.
- Ты видишь, как мчится эта река? - спросил он.
Она сказала:
- Да.
- Ты знаешь, что она точно так же текла и семь тысяч лет назад?
Она сказала:
- Нет, не знаю. И почему семь тысячелетий? А не меньше и не больше?
Хаким объяснил ей, что человечество зародилось именно семь тысячелетий тому назад. И река эта, именуемая - и неспроста - Животворной, текла точно так же и точно так же была свидетельницей любви и счастья влюбленных.
- Да? - осведомилась она удивленно. Айше это ни разу не приходило в голову.
- А знаешь ли ты, - продолжал он, - что точно так же будет она течь и после нас?
- Наверное, - произнесла Айше, которой и эта мысль о смерти и бессмертии тоже не приходила в голову.
Он это понял и согласился с нею: в самом деле, стоит ли изнурять себя думами о прошлом или близком и неизбежном конце?
Омар Хайям продолжал:
- Но я сейчас не о смерти. Кому она нужна? Я о том, чтобы люди вечно любили друг друга. И они будут любить вечно!
Он отошел от нее на шаг, оглядел ее с ног до головы и решил про себя: она - лучшее создание аллаха. И, наверное, никогда не видал такую красавицу с такими удивительными глазами. И за какие богоугодные дела послала ему судьба это неземное творение?..
- Айше, говорили тебе, что ты прекрасна? - спрашивает он восхищенно.
- Да, - ответила Она.
- Кто же?
- Сваха.
- Тебя сватали?
- Пытались...
- И ты не вышла замуж?
- Нет.
- Почему?
- Я не знаю. Может быть, потому что бедная.
Он призадумался. Бедная? Айше - бедная?