Выбрать главу
* * *

— Стой и не дёргайся! — рыкнул Юген и помог Алаку втиснуть правую руку в довольно узкий камзол. Юноша приглушённо забормотал и попытался пошевелиться. Одежда стесняла его движения, жала в груди и вообще была слишком мала при его росте. Может, со стороны Таодан сейчас и выглядел, как подобает настоящему императору, но сам мальчишка чувствовал себя, как пойманная в мышеловку толстая крыса.

— Неужели нельзя найти ничего более широкого и длинного? — пожаловался Алак, завязывая на поясе кусок чёрной ткани. Юноше не нравился даже цвет одежды — всё было какое-то тёмное, больше похожее на костюм для похорон, нежели для свадьбы. Но Юген продолжал настаивать на том, что Алаку просто необходимо надеть именно этот камзол.

— Его надевал первый император Воронов на свою свадьбу, Лиссандр Таодан — пробормотал Роялд и отошёл на несколько шагов назад, чтобы внимательно осмотреть Таодана со стороны. — Ему тогда было всего тринадцать. Кстати, женился он тогда на принцессе Питонов. Это ещё одна из причин, по которым ты должен надеть именно этот камзол.

Алак приглушённо застонал. Лиссандр Таодан? Человек, живший почти пять веков назад? Неудивительно, что от этого камзола пахло так, словно он был ещё свидетелем самых первых драконов. Как только этот старый кусок тряпки вообще сохранился и не рассыпался в прах?

— Ладно, допустим, — Алак тяжело вздохнул. — Но почему именно чёрный? Это же совершенно не празднично. Мы как будто не свадьбу играть собираемся, а кого-то хороним.

Юген дал Таодану несильную оплеуху и тут же поправил растрепавшиеся волосы. Алак насупился и стал терпеливо ждать, когда Роялд и окружившие молодого императора служанки помогут ему собраться. Юноша даже боялся представить, что сейчас чувствует Аньюн. На неё будут смотреть все приближённые ко двору люди, и девушка должна выглядеть просто неотразимо, чтобы знатные дамы не стали над ней насмехаться. Впрочем, как будто в присутствии Алака они смогут себе это позволить…

— Ты забыл, на ком женишься, Ворон? — усмехнулся Юген. Отойдя от Алака, он плюхнулся в кресло и позволил шустрым служанкам дальше разбираться с одеждой князя самостоятельно. — Ты берёшь в жёны змеиную княжну, чтобы возглавить воинов шиттари, пять кочевых племён. Неужели за всё это время ты так и не поинтересовался ни у Аньюн, ни у Аньена, в чём заключаются обычаи этих самых шиттариев?

Алак незаметно поморщился и отвернулся. Он вообще последние две недели избегал общества молодых Змеев. Ему хотелось побыть одному, а ещё лучше — поговорить с Эйдом, отвести душу. В голове скопилось слишком много тревожных мыслей, и некому было рассказать о них. Может Таодан и доверяю Югену, но он не был ему настолько близким другом и товарищем, чтобы можно было вот так сесть и выговориться, признаться в своих страхах, тревогах. Роялд был хорошим советником, не более.

— Вот если ты так хорошо знаешь этих шиттариев, ты мне и расскажешь о них на свадьбе, — пробормотал Алак, и Юген, усмехнувшись, кивнул головой:

— Как пожелает император!

Наконец, с камзолом было покончено. Алак, кое-как в него втиснувшийся, чувствовал себя просто чудовищно неуютно. К тому же, голову его стали посещать мысли, от которых юноша приходил в настоящий ужас. Например, он только сейчас осознал, что женится на сестре Ньёра. С этого момента Алак постоянно думал, как бы отреагировал Змей, узнав об этом. Ведь после этой свадьбы они оба, по сути, становились братьями. Чувство тревоги и страха не покидало Таодана. Аньюн удалось убедить его, что Ньёр жив, просто попал в плен или вынужден скрываться. И теперь, когда Алак действительно поверил в это, мысли о том, что сестра его собственного друга станет его женой, пугала юношу ещё больше. От подобных раздумий Таодана отвлекал разве что Грозохвост — когда служанки закончили с костюмом императора, птенец буквально влетел в палатку и резко затормозил. Распахнув мощные крылья, он едва не снёс ими кресло, в котором сидел Юген, и громко закричал. Крик его становился всё более пугающим и странным, и Алаку порой казалось, что он одновременно напоминал рёв сразу нескольких животных. К тому же, Грозохвост снова подрос, и теперь Таодану даже не нужно было тянуться вниз, чтобы погладить своего приятеля по голове — вран доставал юноше до груди. И при этом всё ещё считался птенцом. Алак тысячу раз пытался представить, как Грозохвост вырастет до размеров лошади, а потом и больше, но получалось это с большим трудом. Всё же юноша никогда не видел настолько огромных птиц.

Юген поднялся со своего кресла и направился к выходу из палатки, приглашая молодого императора за собой. Алак, тяжело вздохнув, потрепал Грозохвоста по его голове и отправился вслед за воином. Сердце в груди бешено заколотилось, стоило юноше оказаться на улице. Он тут же почувствовал на себе сотни любопытных взглядов. Обычно в лагерях не присутствовал никто, кроме самих воинов, но сегодня это место было слишком многолюдно. Помимо приехавших на императорскую свадьбу князей здесь были и княгини со своими детьми, и знатные дамы, и придворные — большинство этих лиц Алак вообще видел впервые. Но черневший вдалеке лагерь пугал юношу ещё больше.

Он никогда прежде не сталкивался с шиттарийцами и даже не мог себе представить, как они выглядят. Их войско больше напоминало настоящую лавину или утренний туман, появившийся буквально из ниоткуда. Эти могучие смуглокожие воины с угольно-чёрными волосами восседали верхом на своих коренастых тёмных лошадях и пристально следили за всем, что происходило вокруг. Здесь, в Биарге, погода была достаточно тёплой почти круглый год, но всё равно многие князья и княгини кутались в дорогие меха, в то время как кочевники сидели в седле практически по пояс голыми. Лишь некоторые из них накинули себе на плечи лёгкие плащи из шкуры диких степных зверей. Была одна особенность, которую Алак заметил практически сразу — к древку копий, которыми пользовались в бою шиттарии, привязывалась лента определённого цвета. И воины всегда собирались группами, в которых цвета эти совпадали. Таодан ещё ни разу не видел стоявших рядом шиттариев с разными лентами. С чем это было связано, юноша не знал. Впрочем, Юген обещал ему рассказать о кочевниках больше, поэтому Алак просто терпеливо ждал.

Они прошли вдоль нескольких палаток, и молодой император увидел большой деревянный настил посреди лагеря. По бокам его горели большие золотые жаровни, украшенные драгоценными камнями, по большей степени чёрным ониксом и обсидианом. Над самой площадкой был натянут навес из лёгких тёмных тканей, защищавших от назойливого ветра и яркого света. Трона или кресел, на которых можно было бы сидеть, не было. Однако было достаточно мягких подушек, уложенных так, чтобы на них можно было даже прилечь, если вдруг захочется. Где-то сзади стояли стражники, и Алак заметил, что они тоже были из шиттариев. Не то чтобы юноша доверял этим кочевникам…

— Неужели нельзя было просто тихо сыграть свадьбу в какой-нибудь часовенке, посвящённой одному из Четверых, и разъехаться? — пробормотал Таодан, наклонившись к Югену. — Зачем нужно было устраивать весь этот цирк?

— Заткнись и садись, — зашипев, Роялд довольно ощутимо надавил на плечо Алака, заставляя его сесть на подушки. Юноша от непривычки едва не потерял равновесие и с трудом подобрал под себя ноги. — Ты теперь не только император, но и шаттар, верховный янгул. Веди себя соответствующе.

Таодан с удивлением посмотрел на Югена, но тот ничего не ответил ему и сел рядом, стараясь не привлекать к себе внимания собравшихся гостей и самих кочевников. Шиттарии знали о том, что Роялд устроил переворот с Фабаре и возвёл Алака на трон, потому не доверяли ему, считая, что такой человек с лёгкостью может предать во второй раз. Но молодой Ворон был абсолютно уверен в верности Югена и позволял ему сопровождать себя, куда бы Таодан ни отправлялся.

Когда появилась Аньюн, Алак даже выдохнул от неожиданности. Он и представить себе не мог, что юная княжна может так внезапно преобразиться. Она всегда казалась ему воинственной, совершенно неженственной. Когда Небесокрылая говорила, то часто использовала тяжёлые слова, не присущие девушкам. И хоть во всём остальном она была воспитанной благородной княжной, Алак всё равно воспринимал её, как гордую, непокорную воительницу. Сейчас же она вдруг внезапно перевоплотилась в лёгкую воздушную красавицу. Вместо тёмного плаща, обычно скрывавшего всё её тело, брюк и старой мужской рубашки, на Аньюн теперь было длинное чёрное платье, подчёркивавшее её прекрасную фигуру. Княжна была похожа на змею — тонкая, быстрая, с холодным мудрым взглядом. В обществе Алака Небесокрылая часто улыбалась, но сейчас её лицо не выражало ничего, кроме абсолютного спокойствия и покорности. Она словно была рождена, чтобы стать императрицей. Такой девушке, как Аньюн, было не место в Гадюшнике, на старом пыльном троне, заросшем паутиной. Алак вдруг испытал невероятный восторг и гордость за то, что этот дикий непокорный цветок стал именно его невестой.