— И выступили на стороне Псов? — Роялд усмехнулся, подкидывая Таодану козырную карту. — Едва ли. Скорее всего, Псы просто послали их куда-то ещё. Куда-то… на Север, например.
Алак удивлённо посмотрел на Югена. Медвежье плато? Едва ли. Сатарны были союзниками Псов, они не стали бы выступать против них. Зачем же тогда отправлять волколаков в их земли?
— Я предпочитаю не беспокоиться по поводу тех, кто пока никак не проявляет себя, — пробормотал Алак, забирая выложенные перед ним карты. Юген только усмехнулся и снова потянулся к колоде. Его забавляло, как Таодан, нахохлившись, рассматривал свой «веер».
— Стефари сказал точно так же.
Молодой Ворон тяжело вздохнул, бросая карты на стол. Даже играть было как-то тошно. Ну почему ему так тревожно было в последние дни? Псы бросили всякие попытки построить мост через Перешеек Смерти, и теперь две армии просто сидели в лагерях без дела. Эта пауза сводила с ума не только Алака. Один из воинов Фабара, не выдержав, попытался переплыть Чёрную грань, чтобы вступить в бой с Псами, но его пристрелили ещё на берегу. Таодан хорошо запомнил ужас в его глазах, когда стрела пробила ему грудь.
Поднявшись из-за стола, Алак пересадил Грозохвоста себе на плечо и устало бросил:
— Пойду найду Эйда. Скучно мне что-то.
— Иди-иди, проветрись, — усмехнулся Юген, собирая разбросанные по столу карты. — Как нагуляешься, возвращайся. Я всё же хочу закончить партию.
Когда Алак вышел из палатки, на улице уже был вечер. Солнце медленно опускалось за горизонт, буквально плавившийся от жары. На небе не было ни облачка, и дождей не предвещалось с тех самых пор, как семь учеников Академии прибыли на передовую. Сколько времени прошло с того момента? Буквально несколько дней, а молодой князь уже скучал по своим друзьям. Таодану хотелось поскорее написать письмо Джакалу или Ньёру, узнать как дела у Селеки, но послать птицу с посланием просто не предоставлялось возможности — на счету был каждый ворон, сельвиг и голубь. Радовало только то, что Эйд остался с Алаком. Один Таодан здесь просто сошёл бы с ума.
Камышового Кота он нашёл довольно скоро — юноша сидел у одного из небольших костров и внимательно слушал какого-то седого воина. У того не было одного глаза, а губу пересекал отвратительный шрам, отчего страшные истории, которые он рассказывал, казались ещё более пугающими.
— Ты давно здесь сидишь? — шепнул Алак, присаживаясь на бревно рядом с Эйдом. Темноволосый парень покачал головой и, улыбнувшись Грозохвосту, слегка постучал пальцами по его ярко-жёлтому клюву. Птенцу это явно не понравилось, и он издал приглушённый клокот.
— Я только вернулся с дежурства. Устал, как собака.
— И что, как там? — Алаку не терпелось узнать, изменилось ли что-то по ту сторону Чёрной грани. Но Эйд поспешил разрушить все его надежды.
— Сидят, как обычно, — пробормотал Траин, бросая в костёр маленькую сухую веточку. — Справа у берега было странное движение, но потом вроде прекратилось, и мы решили, что ничего серьёзного.
Алак понимающе кивнул и уставился в пляшущие языки пламени. Как же здесь, в лагере, было спокойно и безмятежно. Будто и не передовая вовсе. Таодан невольно вспомнил вечера в Академии. Ученики тоже часто собирались вот так у костра и рассказывали страшные истории или делились секретами. Это было совсем недавно, а казалось, будто прошла целая вечность. Алак давно потерял здесь счёт времени.
Не в силах больше сидеть на месте, молодой Ворон поднялся на ноги и пихнул Эйда в бок.
— Возьми Дьявола. Прокатимся тут вдоль берега, но чтобы не заметили.
Камышовый Кот кивнул головой и довольно быстро вернулся, ведя под уздцы своего рыжего коня. Алак уже ждал их обоих у выхода из лагеря верхом на Победоносном. Стражники выпустили ребят без особых претензий, только наказали, чтобы они не выезжали близко к берегу — войска Псов могли их заметить. Пустив коней лёгкой рысью, мальчишки быстро отдалились от стана, и там уже позволили жеребцам помчаться резвым галопом.
Вечерняя степь словно была погружена в сон. Лёгкие облачка, обычно появлявшиеся только к самой ночи, испуганно толпились у горизонта, словно стадо барашков, и трепетали от лёгкого прохладного ветерка. Сухая трава шелестела под копытами лошадей, и Алак чувствовал, как глаза его слипаются от усталости. Но ощущение свободы напротив, кружило голову, не давая засыпать. Отпустив поводья, юноша раскинул руки и громко закричал, не в силах сдержать себя от восторга. Словно и не было никакой войны. Словно и не стояло чужое войско за рекой, тёмной лентой тянувшейся вдали.
— Поверить не могу, что всё это происходит с нами, — пробормотал Эйд, оборачиваясь назад, где остался погружённый в вечерний мрак лагерь. — Ещё месяц назад мы веселились на Празднике Урожая и вытаскивали вас с Грозохвостом с крыши.
Алак расплылся в улыбке. Да, всё это казалось уже таким далёким, словно и не существовало вовсе. Таодан даже начинал забывать, о чём он думал, что чувствовал в стенах Академии. Теперь все его мысли были заняты одной лишь войной. Лагерь, товарищи по оружию и враги по ту сторону берега, готовые в любой момент наброситься и перегрызть тебе глотку. Хотел бы теперь Алак посмотреть в глаза тем магистрам с магического курса, что уверяли всех и вся, что войны остались далеко позади, и в новой эпохе не будет места смерти и разрушениям.
— Эй, Алак, а там огни Елеса? — спросил Эйд, указывая куда-то вперёд. Парень плохо ориентировался на местности, потому легко мог спутать земли, которые вообще лежали за тысячу миль. Повернув своего жеребца, Алак пристально всмотрелся в точку, куда указывал Камышовый Кот.
Рядом с чёрной полоской реки плясали огни. Сначала мальчик подумал, что это, должно быть, деревня — в львиных землях они стояли практически на каждом шагу. Но только вот потом Алак вспомнил, что все крестьяне покинули пограничные земли и ринулись вглубь Фабара, когда Псы атаковали границы. Даже если Эйд указывал на деревню, огней там быть не могло.
— Погоди, что-то мне это не нравится, — пробормотал Алак, пуская Победоносного по тропинке, тянувшейся к высокому холму. Оказавшись наверху, юноша ещё раз внимательно всмотрелся в маячившие огни. Теперь Таодан заметил, что светящиеся точки двигались. Это была уже не деревня, а отряд людей с факелами. С такого расстояния знамени не было видно, и Алак приглушённо выругался.
— Это, наверное, беженцы из Елеса, — пожал плечами Эйд, тоже всматриваясь в эти огни. Но Таодан, напряжённо проводив их взглядом, ударил Победоносного в бока и погнал его вниз по склону. Промчавшись ещё немного севернее, юноша заметил что-то тёмное, возвышавшееся над быстрым течением реки, лентой струившейся до самого горизонта. Переправа. Чёртовы Псы решили поставить мост выше, в землях Рысей, где многие уездные князья уже сдались в плен. Не удивительно, что Стефари до сих пор не заметил приближение врага. Армия Латаэна могла уже вплотную подойти к лагерю, а главнокомандующий упорно продолжал бы смотреть на Перешеек Смерти и насмехаться над работниками, выходившими на берег. А это были не попытки построить переправу через брод. Это был искусный отвлекающий манёвр.
Громко выругавшись, Алак пришпорил своего жеребца и быстро нагнал Эйда. Грозохвост, сидевший на плече Таодана, громко пищал и клокотал от ярости.
— Это Псы! — заорал юноша и с трудом удержался в седле, когда Победоносный встал на дыбы. — Они построили переправу выше, пока Стефари следил за Перешейком Смерти!
В глазах Эйда промелькнул страх. Парень тут же ударил своего коня в бока и погнал его безумным галопом следом за Алаком. Они оба должны были как можно скорее добраться до лагеря. Ещё оставалась надежда, что воины успеют подготовиться. У них есть катапульты, арбалеты, всадники… А там всего лишь несколько отрядов, меньших по численности едва ли не вдвое!
Два коня стрелой промчались по пыльной дороге, разбивая копытами попадавшиеся камни и щепки. Едва они вылетели из-за поворота, Алак резко натянул поводья Победоносного и застонал: над лагерем тянулся чёрный дым. Как, как такое было возможно?! Неужели Псы начали перебрасывать отряды ещё раньше, что некоторые уже успели подойти к лагерю, когда Алак и Эйд только заметили переправу?