— Я умираю, — сказал он, — и благодарю бога, что это случилось до твоего отъезда, ибо тебе безбоязненно поручаю лучшее мое сокровище. Возьми Плиния вместо того сына, которого у тебя взял бог. Врачи находят, что для его здоровья необходим более жаркий климат, чем наш. Возьми его с собой и замени ему меня!
Я поклялся любить его и беречь как сына и надеюсь, что господь поможет мне исполнить мою клятву!» — заключил Кэурс.
— Ты удовлетворил мое любопытство, — сказал Александр, — теперь я предложу тебе другой вопрос, но для этого нам необходимо удалиться. Сердце мое также тоскует по сыне, который попал и число молодых людей, сопровождающих царевича в Грецию. Хотя разлука наша не продолжится более трех лет, но мне это время кажется вечностью.
С этими словами старики удалились, а когда вернулись, то в руках их были турьи рога, наполненные вином. С веселым видом обратились они к пирующим:
— Друзья, — сказал Александр, — поздравьте меня и помогите мне благодарить Кэурса, который отдает мне то, что имеет лучшего: я помолвил сына моего на его дочери!
Посыпались поздравления и пожелания, и ликование продолжалось до глубокой ночи.
Кэурс и Александр видались часто, последний всегда спешил сообщить всякое известие о сыне; между прочим узналось, что молодых людей, сопровождающих Баграта, учат всем европейским языкам и наукам.
Кэурс задумался:
«Моя дочь не знает ни европейских языков, ни тех искусств, которыми тамошние женщины привлекают молодых людей; не показалась бы она странна твоему сыну!»
— Позвольте мне сказать слово! — неожиданно раздался светлый, нежный голос Плиния.
Старики оглянулись на него, он стоял перед ними красный от волнения.
«Говори!» — сказали они в один голос.
— Покойный отец мой не жалел ничего для моего учения, меня учили всему, чему у нас учат. Наука давалась мне легко, и если вы позволите, я с радостью передам свои познанья сестре, которая и сама имеет страстную охоту учиться.
Разрешение было дано, и с тех пор молодые люди были неразлучны. Под руководством Плиния Тамара скоро усвоила греческий язык в совершенстве. Они вместе изучали поэтов, затверживая лучшие места наизусть. Чудный голос Тамары, казалось, еще улучшился, когда она научилась от Плиния подчинять его правилам музыки. Достали лиру и по целым часам распевали звучные стихи. Для молодых людей дни, недели, месяцы летели с необычайною быстротой, они были счастливы вполне и долго не понимали, как они дороги стали друг другу. Наконец это сознание пришло. Уверенные в любви к ним Кэурса, они безбоязненно сообщили ему о своем открытии.
Но Кэурс, раз дав слово Александру, не считал себя вправе изменять его. Уроки были прекращены, Плинию воспрещено видеться с Тамарой иначе как в присутствии отца. Счастье молодых людей внезапно превратилось в жгучее горе, которое втайне разделял и Кэурс, искренне их любивший.
Через несколько дней такого мучения Плиний не выдержал и нашел случай тайно увидеть Тамару. Слезно умолял он ее бежать с ним в Грецию и там пожениться, но никакие мольбы и слезы не могли убедить ее выйти из повиновения отца.
— Твоя жена настолько должна быть лучше других, насколько и ты сам прекраснее всех людей в мире, — говорила Тамара, — как же можно тебе жениться на беглянке. Нет, Плиний, подождем! Богу все возможно! Он все видит, все знает, все ценит в настоящую меру! Он знает, легко ли нам не видеться, и я уверена, что если мы ничего не сделаем такого, чтобы его прогневить, он сам найдет способ прекратить нашу разлуку, только ты не забывай меня и… не ищи случая видеть меня… тайно.
И утро и вечер, и день и ночь молила Тамара бога прекратить их разлуку.
Раз в сопровождении старой мамушки и молодых прислужников отправилась она на богомолье в какой-то отдаленный монастырь, где жил старец, великий постник, богомолец и подвижник.
Ему открыла Тамара свое горе, и старец повел ее в свой садик. Там, в присутствии всех, стал он над нею молиться. И вдруг нашла страшная туча, засверкала молния, послышались раскаты грома, один другого продолжительней и сильнее. Присутствующие в страхе пали на землю. Наконец гроза стихла.
— Вставайте! — послышался голос старца, — Господь услышал нас грешных и утешил Тамару!
— Где же она? — спросили окружающие.
— Вот! — ответил старец и указал на прелестную благоухающую лилию, внезапно появившуюся среди его сада. Господь преобразил ее в цветок! — пояснил он.
Окружающие не верили.
Мамушка подняла вой, что Тамару спрятал коварный старец. Забыв страх божий и боясь гнева Кэурса, она осыпала его проклятиями и ругательствами. Прислужники обшарили весь монастырь, все окружающие леса и кустарники и, не найдя нигде Тамары, убили святого старца и подожгли монастырь.
Сгорело вековое здание, сгорела каменная ограда, сгорели столетние деревья, сгорела огромная библиотека, сгорело все скудное добро иноков. Не сгорела одна церковь и белая лилия, в которую обратилась Тамара. Услыхав об этом, и Кэурс и Плиний поспешили на пепелище монастырское. В церкви не было никого, остальное же все представляло открытое поле угля и пепла.
Искать Тамару было негде. Только среди всего этого пепла росла белая лилия, свежая, прекрасная, благоухающая. Плиний первый к ней приблизился и заплакал. За ним последовал Кэурс и обмер от удивления. Он заметил, что когда слезы Плиния попадали на окружающие лилию угли и камни, нежные лепестки ее желтели от ревности, когда же они капали на лилию, то она краснела от счастья.
— Тамара, ты ли это? — спросил отец.
Пронесся тихий ветерок, и Плиний и Кэурс ясно слышали, как под дуновением его листья лилии издали звук:
— Я!
Безутешный Кэурс не мог перенести потери дочери, тут же умер от горя, а бедный Плиний так долго и много плакал, так пламенно молил бога, чтобы он соединил его с Тамарой, что тот наконец обратил его в дождь.
Я слышал, что в прежнее время, как только случится засуха, жители окрестных деревень спешили к оставленной церкви, кругом которой всегда во множестве росли лилии, и набирали их целые корзины. Благоухающую добычу раскладывали они по полям и садам, и молодые девицы наши пели песни Тамары. Прелестное, звучное стихотворение, столь же благоухающее и чистое, как и милый цветок, им воспеваемый. Это, собственно, молитва Тамары со всей ее детской верой в могущество божье. Она кончается призыванием Плиния, который, говорят, всегда является в виде благотворного теплого дождя.
Я слышал даже, будто лилии эти сохранили редкую способность то краснеть, то желтеть, а молодые девицы наши устроили из этого что-то вроде гадания. Каждая замечает себе один цветок и после дождя идет его отыскивать.
Если он пожелтел, то чувства суженого ее подлежат большому сомнению, если же покраснел, то нельзя сомневаться в его привязанности.
Не знаю, сохранился ли этот обычай? Мне всегда жаль, когда какое-нибудь подобное предание забывается! В наших старинных легендах было столько чистого, честного, возвышенного, что они этим одним были поучительны.