Тритино
( Печатается по книге Гульбат «Сборник грузинских легенд» (М., 1899))
Когда Персией управлял престарелый шах Джемшид {51} , не имевший сына, каждый молодой человек знатной фамилии старался выказать себя перед своим государем в надежде быть им усыновленным; кто занимался своей наружностью, одевался щеголевато, непомерно стягивал талию и ноги, выписывал ароматы из Аравии и надеялся ослепить старика красотою. Кто упражнялся в скачках, стрельбе и прочих воинских искусствах и хотел очаровать его своей ловкостью в джигитовке. Кто посвящал все свое время изучению всяких искусств: лепил, рисовал, слагал стихи, играл на различных инструментах, пел, плясал и мечтал обворожить Джемшида своими талантами. Кто предавался изучению серьезных наук, писал серьезные сочинения, проводил вечера в разговорах с учеными мужами и думал обольстить его своими познаниями. Кто рассыпал перед ним деньги, угощал нищих, одевал вдов, окружал себя старцами и убогими и хотел своей щедростью привлечь к себе внимание доброго шаха. Нашелся и такой, который за наставлениями обратился прямо к Иблису {52} , то есть — демону.
Предание не сохранило нам советов этого наставника, но повествует только, что ученик дьявола Аждехак {53} успел понравиться Джемшиду и был им усыновлен и объявлен наследником престола.
Известно, что дьявол никогда не благодетельствует даром, и в виде платы за труды потребовал, чтобы Аждехак убил Джемшида.
Долго сопротивлялся молодой человек. Ему жаль было доброго старика, искренне к нему привязавшегося и осыпавшего его милостями, однако дьявольское красноречие превозмогло и совесть и благодарность, и бедный Джемшид погиб от руки усыновленного им Аждехака.
Едва свершилось преступление, как появилось и наказание, ужасное, невиданное и неслыханное. Из каждого плеча преступника вышло по огромному змею, которые хвостами продолжали держаться в его теле. Питались они исключительно человеческими мозгами {54} .
Пришлось установить жребий, и ежедневно несколько персидских семейств оглашали воздух своими воплями, провожая своих родственников на ужасную смерть.
После кроткого царствования Джемшида такие порядки казались еще ужаснее.
В то время жил знатный и богатый старец Моисей; он был щедр и гостеприимен, и бедные, бесприютные, странные, убогие толпились кругом его хором, и никто не уходил без богатого подаяния. Он был мудр и учен, и знатные и бедные спешили к нему за советом. Всякого находил он время выслушать, всякому сказать слово на пользу, так что уста его уподоблялись переполненной сокровищнице, из которой, если чуть открыть дверь, непременно выпадет жемчужина, или алмаз, или яхонт, или еще какой-нибудь драгоценный камень. Он был могуществен и любим при дворе, и все обиженные, оклеветанные бежали к нему и находили в нем защиту и оправдание. Он так любил своих соотчичей, что не щадил для них ничего, не дорожил ни временем, ни трудом, ни состоянием; часто, раздав все, он снимал с себя верхнюю одежду, чтобы прикрыть ею какого-нибудь обнаженного старца. Джемшид весьма высоко ценил его и часто шутя говаривал:
«Моисей, ты, кажется, ничего на свете не любишь и ничем не дорожишь?»
— Извините, государь, — ответил он однажды, — я только всю свою способность любить сосредоточил на одном предмете, и для всего остального у меня уже не осталось чувства.
«Что же или кто же это?» — спросил Джемшид.
— Это — единственное мое детище, дочь моя Нана {55} .
В один прекрасный день, когда, казалось, солнце светило лучше обыкновенного и придавало всему праздничный вид, с утренней зари рассыпались по всему городу глашатаи и звали всех знатных и убогих к Моисею, на великую радость и пир.
Стеклось такое множество людей, что не только обширные его хоромы и просторный двор, но и вся окружающая городская площадь были переполнены гостями. Угощение было самое роскошное, самое обильное и одинаковое как для знатнейших сановников, наполнявших дом, так и для самых убогих нищих, приютившихся на краях площади. Моисей давал пир по случаю помолвки своей дочери с персидским принцем из древней царственной династии Пиш Дадиани, по имени Тритино {56} . Он был известен всем и каждому своей воинской доблестью, отличался гигантским ростом, сверхъестественной силой, необычайною ловкостью и замечательной красотой.
Самые искренние поздравления и пожелания сыпались из тысячи уст на жениха, невесту и Моисея.
Сам Аждехак (имя это значит «дракон») пожелал принять участие в общем торжестве и неожиданно явился среди пирующих. Внимание Моисея и обрученных сосредоточилось на государе, который был необычайно любезен. Следуя старинному обычаю, Тритино, выслушав поздравление Аждехака, подвел к нему свою невесту и собственноручно приподнял чадру, скрывавшую прелестные черты ее от любопытных взоров присутствующих.
Все были ослеплены ее необычайною красотой. Даже злые змеи, покойно дремавшие на плечах государя, подняли головы и не сводили глаз с Наны.
Через несколько минут Аждехак покинул пир, который продолжался далеко за полночь. Возвратясь домой, счастливый и усталый Тритино лег спать, и сны его были продолжением счастливого дня, как вдруг его пробудили печальные вопли. Ему пришли сказать, что жребий пал на Нану и что с восходом солнца Моисей обязан вести ее в жертву змеям и Аждехаку.
«Я сам поведу Нану!» — спокойно и решительно ответил Тритино и опрометью бросился в дом Моисея.
Во всем окружающем воздухе стоял гул от плача и рыданий тысяч плакавших и причитавших; Моисея нашел он полумертвым от горя, возле него стояла Нана, прелестная, бледная, но спокойная.
«Нана, я сам поведу тебя и не дам ни змеям, ни Аждехаку!» — вырвалось из уст Тритино.
— Нам еще более получаса до назначенного времени, — ответила Нана, — и я хочу сказать тебе, господин мой, что я не боюсь ни змей, ни Аждехака, у меня есть заступник сильный, могущественный, непобедимый. Гамдели — няня моя — была еврейка, она тихонько научила меня любить и поклоняться истинному богу, который всегда защищает верующих в его могущество; мы возьмем ее с собою, и я уверена, что ее святые молитвы обезоружат змей; с Аждехаком же, конечно, сладит мой Тритино, поэтому-то я покойна, но я не умею передать мое спокойствие, мою уверенность отцу! В это время вошли посланные шаха. Крик ужаса вырвался из уст несчастного старца, и слуги замертво вынесли его из покоя.
«Одна женщина и один безоружный мужчина могут проводить Нану!» — провозгласили придворные; и Нана, и Тритино, и гамдели отправились с ними. У дверей опочивальни шаха их всех тщательно обыскали и потом впустили к Аждехаку, заперев за ними тяжелые бронзовые двери.
Гамдели и Нана обе молились, первая громко, не стесняясь присутствия шаха. Она бросилась на колени и, воздевая руки к небу, взывала к богу израилеву о помощи! Нана стояла за нею, опустив взоры, и внутренне молилась вместе со старухой. При виде их шах встал и с недоброй улыбкой направился к ним навстречу. Змеи проснулись, зашипели, радостно протянули головы и выставили свои зараженные жала. Тритино стоял рядом с Наной бледный как смерть, с пылающими взорами.