Она сказала коронованному отцу:
— Мой муж не разрешает есть тому, кто не работает. Потрудись, отец, подняться на плоскую кровлю нашей новей хаты с твоими визирями и утрамбовать землю.
Оказывается, ее муж построил новую каменную хату и засыпал ее кровлю свежей землей, которую оставалось утрамбовать. В радости царь это сделал охотно {71} . К тому времени вернулись мать с сыном и задали торжественный пир на славу. Царь щедро одарил своего зятя и дочь, и с того дня началась у них счастливая жизнь.
Сказание о трехстах арагвинцах
( Впервые было опубликовано выдающимся грузинским педагогом Я. С. Гогебашвили в учебнике грузинского языка «Дэда-эна» («Родной язык») в 1912 году под заглавием «Триста сложивших голову за родину крестьян». Сказание относится к периоду вторжения в Грузию Ага Магомет-хана (1795 г.))
Это случилось в то время, когда в Картли царствовал царь Ираклий. Повелитель Персии потребовал от грузинского царя, чтобы тот признал его царем царей и платил бы дань. Царь Ираклий ответил решительным отказом. Тогда персидский шах собрал бесчисленное множество войск и быстро направился к Тбилиси.
Между тем царю Ираклию удалось собрать лишь небольшую армию, так что персов было в двадцать раз больше грузин. В рядах грузинских войск находился один отряд, состоящий из пшав-хевсуров и населяющих побережья Арагзи крестьян.
Перед вступлением в бой бойцы этого отряда поклялись друг другу: «Если счастье нам изменит и мы не сумеем одолеть врага, пусть будет посрамлен тот, кто из нас живым вернется домой. Или победим врага или обретем смерть на поле брани!»
Геройскую клятву по-геройски сдержали бойцы отряда. Численно во много раз превосходящие орды персов одолели горсточку грузин, но ни один из арагвиниев не показал врагу спину, ни один не струсил перед смертью. Все они бились с врагами до последней капли крови; все они пали смертью храбрых на поле боя, на Крцанисском поле, — под Тбилиси.
Геройство арагвинцев воспевается в народных стихав:
Сказание о Торгва
(Текст записан Т, Хелашвили. Воспроизводится по книге И. Гигинейшвили, В. Топурия и И. Кавтарадзе «Грузинская диалектология» 1 (Тб., 1963)).
Жил в Хахабо {72} Торгва Прангишвили. Зажиточный он был, но смельчак. Его не могли одолеть ни Джагодани из Штролта, ни Габабиани из Жвелурта. Они, оказывается, крепко держались друг за друга и сторонились Торгва. Сговорились даже меж собой, чтобы отнять у Торгва Хахабо, но все не рисковали отважиться на это.
В Бочорме {73} был еще один богатырь. Джагодан послал, оказывается, к нему Габабиана сказать — давай, мол, лишим Торгва села Хахабо.
В те времена в Тушети жил один лезгин. Он, оказывается, убив в Дагестане двоюродного брата, сбежал оттуда и наконец поселился в Тушети.
Узнав об этом, Торгва побратался с лезгином. Лезгин был отважный и сильный мужчина, Когда это узнали Джагодани и Габабиани, перестали они мечтать о проникновении в Хахабо и битве с Торгва.
Наконец Джагодани не без коварства пригласил к себе Торгва. Жена его накрыла стол. Когда сели за стол, Джагодани внезапно выхватил кинжал и намеревался им пронзить грудь гостю. Но Торгва быстро схватил продолговатый лоток с яствами и заслонил им свою могучую грудь. Кинжал Джагодани угодил в лоток и острием вышел насквозь.
Сообразила жена Джагодани снять с головы шаль и бросить между ними.
Тогда Торгва сказал:
— Благо, что твоя жена бросила между нами шаль, а то я бы изрезал тебя на куски.
Судьба и ум
( Текст записан Д. Ногаидели (см. Сказки, 1950))
Раз судьба говорит уму:
— Я приношу удачу и счастье.
Ум ей ответил:
— Никакой удачи ты не принесешь человеку, если я не окажусь при нем.
Судьба заявила:
— Ладно, я докажу тебе, что могу осчастливить человека и помимо тебя.
Пришла судьба в дом бедняка и устроилась у огня. Дела бедняка начали поправляться и так хорошо пошли, что он даже посватался к дочери царя. Царь взял бедняка во дворец, женил на своей дочери и подарил дом.
Спустя некоторое время бывший бедняк по какому-то делу отлучился из дому, заблудился в темноте, да так и не попал ночевать домой. Наконец наткнулся на хлев и там заночевал.
Утром царь приказал своим воинам привести к нему осчастливленного им юношу, но его дома не оказалось.
Узнав об этом, рассердился царь и приказал воинам:
— Найдите его во что бы то ни стало и приведите ко мне.
После долгих поисков юношу нашли в хлеву и доставили царю. Царь приказал его повесить. Визири накинули юноше на шею петлю и повели на виселицу.
Тут ум и сказал судьбе:
— Где ты? Видишь, гибнет человек, выручай, если можешь.
Судьба начала упрашивать ум:
— Милый, пособи, разве не видишь — минуты человека сочтены…
Ум вошел в голову юноши и подсказал ему позвать визирей и сказать им: «Попросите ко мне царя. Я хочу сказать ему несколько слов».
Царь пришел.
Говорит ему зять:
— По какому закону и за что ты хочешь повесить меня?
— А за то, — ответил царь, — что ты пренебрег моей дочерью и первую брачную ночь провел где-то в хлеву.
Ум говорит судьбе:
— Видишь, спасенья нет, он погиб!
Судьба ответила:
— Да, я бессильна.
А ум подсказал юноше ответ царю:
— Я дал обет: удостоившись дочери царя, брачную ночь провести в хлеву.
Царь был очень доволен тем, что его зять так стойко выполняет обеты, и освободил юношу.
Про охотника и его сына
( Текст записан М. Чиковани, сказитель Т. Голетиани. Печатается по книге «Грузинские народные сказки» (Тб., изд. «Заря Востока», 1954 г.))
Жил один охотник. Не было у охотника еще детей, а жена его была беременна.
Вот однажды отправился он на охоту и пробыл в лесу три дня. На четвертый день убил охотник серну и несет ее домой. Дорогой встречает одного человека, а этот человек — не человек, а каджи. Отнимает каджи у охотника серну. Говорит охотник:
— Не отнимай у меня ее!
— Хорошо, — говорит тот, — дашь мне то, чего не видел, не отниму серну, а не дашь — отниму!
Обрадовался охотник, не жаль ему того, чего никогда не видел. Согласился, взял серну и пошел домой.
Приходит, а дома — новорожденный сын. Прошел год, явился этот человек-каджи к охотнику и спрашивает:
— Как обещание? Выполняешь или нет?
— Что ни потребуешь, дам! — говорит охотник.
— Так дай мне твоего единственного сына.
Тяжело охотнику, стал он просить оставить ему сына еще хоть на год. Согласился тот и ушел.
Прошел год, явился опять каджи и потребовал обещанное. Ничего уж не мог сказать охотник, и пришлось ему отдать сына.