Выбрать главу
К губернаторскому дому Подвела Арсена стража. Вышел на балкон начальник, На Арсена зорко глянул. Зуботычин и пощечин Надавал он Парсадану. «Ты кого ловил, мерзавец? За наградою погнался. Он в лесу, беглец голодный, За деревьями скрывался!»
И прогнали Парсадана, Ничего ему не дали, Пусть отцу его воздастся За Арсеновы печали!
«Наградят, — предатель думал, И чинами и деньгами!..» Наградили Парсадана И толчками и пинками. Очень был сердит начальник, Но Арсена пожалел он: Экий парень был дородный, Только очень похудел он… «О тебе я много слышал. Что ж, Арсена, ты наделал?» «Обо мне, начальник, ложно Слава пущена дурная! Правда: я бежал от горя И скитался, голодая, Все, что взял я у богатых, Роздал тем, кто обездолен… В том вина моя. Судите, Как хотите, ваша воля!» Тут Арсена развязали, В кандалы его забили И в темнице Нарикала В одиночку посадили. Семь недель, семь дней Арсену В заточении держали, Бороду наполовину Перед ссылкой обкарнали. Молвил: «Кто меня помянет, Если я в Сибири сгину? Горе матери-старушке! На кого ее покину?»
Умоляет офицеров: «У меня одно желанье, — Ради счастья ваших близких Облегчите мне страданья. Перед ссылкою далекой Дайте мне помыться в бане!» И солдаты со штыками Повели Арсена в баню. Лишь один целковый жалкий У него лежал в кармане, Достает он тот целковый И ведет солдат к духану. «Эй, солдатикам голодным Дайте водки по стакану!» Тут сирадж и микитаны {97} Знаки подали друг другу, Сразу поняли, какую Оказать ему услугу. Вместо водки, тем конвойным Ром в стаканы наливают. Так перепились солдаты, Что друг друга не признают.
Вот Арсена входит в баню, Открывает двери мыльни. Микитан догнал Арсену И сует ему напильник. «Господи! — сказал Арсена. — Это ключ мне — на свободу!»
Подошел он к водоему И проворно прыгнул в воду. Стал распиливать оковы. Хмель солдат одолевает, Говорят: «Должно быть, ноги Кирпичом он натирает». Распилил Арсен оковы, Перегнул, сломал и снял их Чтобы цепи не бренчали, Он в передник замотал их. Бросил в угол. «Тьфу! — промолвил. — Будь он проклят, кто ковал их!»
Тут начальник входит в баню, Он шинель свою снимает, По привычке офицерской На балконе оставляет. Наш Арсен из бани вышел, Натянул шинель чужую: «Если впору одежонка. В ней покамест похожу я».
Сапоги он надевает, Шапку с птицей надевает, Как начальник, выйдя за дверь. Подбоченясь, он шагает, Грозно глянул на конвойных: «Хабарда» и «Стараница!». «На краул» взяла команда, В страхе в сторону теснится. Вот как спасся он удачно От цепей, тюрьмы и плена!
Важно он на площадь вышел; Разбирает смех Арсену. Крикнул: «Эй! Подать мне дрожки, На каких всегда я езжу! Да живей ты! А иначе Лошадей твоих зарежу!» Мигом дрожки подлетели. И на тройке черногривой По таможенной дороге Ускакал Арсен счастливый.
III
За горой Кумысской встретил Парня с тещею Арсена И сказал: «Ко мне, скитальцу, Милость божья неизменна!» Молвил теще он учтиво: «Вы, о мать, меня простите! Беглый узник я. Прошу вас — Вы коня мне уступите, Чтобы я в пути далеком До смерти не истомился!»
Слыша это, зять старухин За кинжал свой ухватился. «Прочь! Проваливай отсюда! Ты бесстыдно и безбожно На дороге царской грабишь: Тут ума лишиться можно!»
Поглядел Арсена зверем И сказал ему угрюмо: «Прежде чем я раз ударю — О душе своей подумай!» Скажем, много слов не тратя, Драка длилась миг единый, Очень был силен Арсена, Он подмял того детину.
Раза два его ударил И едва не выбил душу. Женщина тогда вскричала: «Пощади, Арсен! Послушай! Сладких я спекла назуки, Ты их скушай, бог с тобою. И бери лошадку вместе С переметною сумою!»
«Мать! Не проклинай Арсена. Об одном я умоляю!» И ответила старуха: «Я тебя благословляю! Ты, Арсен, берешь у сытых, Отдаешь голодным людям. Как такого бог обидит? Как такого клясть мы будем?» Чуть отъехал наш Арсена, Запустил в хурджины руки. Бурдючок в суме нашел он, Сверху девять штук назуки, А в другой суме довольно Жареной домашней птицы, И, коня в тени поставив, Пировать Арсен садится. Парня, ехавшего мимо, Он радушно подзывает, Два тумана парню дарит И два слова поручает:
«Ты скажи в Тбилиси, друже, Микитанам и сираджам, Что, мол, видел я Арсена, Убежал он из-под стражи. У богатых отбирает, Неимущих наделяет, Сам он с плеч своих рубаху Для раздетого снимает. Как такого бог обидит? Всяк его благословляет!»
Лошадь через две недели Той старухе возвратил он. За износ подков железных Ей червонец подарил он. Рада бедная старуха, Умиляется и, плача, Шлет ему благословленье: «Дай господь тебе удачи!»
Он в Самадло у Филиппа Лошадь отнял: «Не сердитесь! Извините! Но сегодня Вы с конем своим проститесь! Я — беглец. Пешком далеко ль По камням уйти смогу я!..» А у конюха спросил он: «Где седло лежит и сбруя?»
«И седло коня и сбруя В изголовье, под попоной… Ох, убьет тебя, я вижу, Этот конь неукрощенный!» «Разве конь такой родился? Или не Арсен я, что ли?» На коня он сел, помчался И исчез в пустынном поле.
Прискакал в Казах к татарам, Поступил на службу к беку. Да нельзя от отчей веры Отказаться человеку. И Арсен поехал дальше, Путь в Сомхетию направил, Перевалы и ущелья За спиной своей оставил. Он в Кизикию вернулся, — Это жители узнали. А подъехал к Бодбисхеви — Двери все позапирали.