И отпусти князь великий брата своего, князя Владимера Андреевичи, въверхъ по Дону в дуброву, яко да тамо утаится плъкъ его, давъ ему достойных вѣдомцовъ своего двора, удалыхъ витязей, крйпкых въпновъ. И еще с нимъ отпусти извѣѣстнаго своего въеводу Дмитреа Волынскаго и иных многыхъ.
Приспѣвшу же, месяца септевриа въ 8 день, великому празднику Рождеству святыа богородица, свитающу пятку, въсходящу солнцу, мгляну утру сущу, начата христианьскые стязи простиратися и трубы ратные многы гласити. Уже бо русскые кони окрѣпишася от гласа трубъ-наго, и койждо въинъ идеть под своим знаменем. И видѣти добрѣ у рядно плъкы уставлены поучениемъ крЗшкаго въеводы Дмитреа Боброкова Волынца.
Наставшу же второму чясу дни, и начата гласи трубнии обоих плъковъ сниматися, татарьскыя же трубы яко онемѣша, а русския трубы паче утвръдишася. Плъкы же еще не видятся, занеже утро мгляно. И в то врѣмя, братье, земля стонеть велми, грозу велику подавающи на встокъ нолны до моря, а на запад до Дунаа, великое же то поле Куликово прегибаю-щеся, рѣѣкы же выступаху из мѣстъ своихъ, яко николи же быти толиким людем на мѣсгѣ томъ.
Великому же князю пресѣдающу на избранный конь, ѣздя по плъком и глаголаше от великыа горести сердца своего, слезы аки рѣка течатпе от очию его: «Отци и братиа моа, господа ради подвизайтеся и святых ради церквей и вѣры ради христианскыа, спа бо смерть нам нынѣ нѣсть смерть, нъ жывотъ вѣчный; и ничто же, братие, земнаго помышляйте, не уклонимся убо, да вѣнци победными увяземся от Христа бога и спаса душамъ нашим».
Утвръдивъ же плъкы, и~пакы прииде под свое знамя черное и ссѣде с коня и на инъ конь всяде и съвлече с себя приволоку царьскую и въ ину облечеся. Тъй конь свой дасть под Михаила Андреевича под Бреника* и ту приволоку на него положилъ, пже бѣ ему любимъ паче мѣры, и тъ знамя черное повелЗ* рыделю своему над нимъ возити. Под гѣм зна-мянем и убиенъ бысть за великого князя.
Князь же великий ста на мѣсте своемъ и, вынявъ из надръ своих жы-воносный крестъ, на немъ же бѣ въображены страсти Христовы,* в немъ же вi жывоносное дрѣво,* и въсплакася горко и рече: «На тебе убо надѣемъся, жывоносный господень кресте, иже симъ образом явивыйся греческому царю Констянтину,* егда ему на брани сущу с нечестивыми и чюдным твоим образомъ победи их. Не могуть бо погании нечестивии половци противу твоему образу стати, тако, господи, удиви милость свою на рабѣ твоемъ!».
В то же врѣмя прииде к нему посолъ с книгами от преподобнаго старца игумена Сергиа, въ книгах писано: «Великому князю и всЗш русскым князем, и всему православному въйску миръ и благословение!». Князь же великий, слышавъ писание преподобнаго старца и цѣловавъ посольника любезно, гѣмъ писаниемъ утвръдися, акы нѣкыми крупными бранями. Еще же дасть посланный старецъ от игумена Сергиа хлѣбецъ пречистыа богородица,* князь же великий снѣде хлѣбець святый и простеръ руцѣ свои, възопи велегласно: «О велико имя всесвятыа Троиця, о пресвятая госпоже богородице, помогай нам тоя молитвами и преподобнаго игумена Сергиа, Христе боже, помилуй и спаси душа наша!».
И всйде на избранный свой конь и, вземъ копие свое и палицу железную, и подвижеся ис полку, и въсхогѣ преже всѣх самъ битися с погаными от великиа горести душа своеа, за свою великую обиду и за святыа церкви и вѣру христианьскую. Мнози же русские богатыри, удръжавше его, възбраниша ему, глаголюще: «Не подобаеть тебѣ, великому князю, наперед самому в плъку битися, тебѣ подобаеть особь стояти и нас смо-трити, а нам подобаеть битися и мужество свое и храбрость пред тобою явити: егда тя господь упасеть милостию своею, и ты разумеешь, кого чим даровати. Мы же готови есмя в сий день главы своя положыти за тебе, государя, и за святыа церкви и за православъное христианство. Te6i же подобает, великому князю, рабом своим, елико кто заслужить своею главою, память сътворити, якоже Леонтий царь Феодору Тирону,* въ книгы съборныа написати нас, памяти ради русскым сыном, иже по нас будуть. Аще тебе единаго изгубим, тъ от кого имамы чаяти, кто по нас память сътворить? Аще вси спасемъся, а тебе единого останем, тъ кий намъ успѣх? И будем аки стадо овчее, не имуще пастыря, влачими по пустыни, и пришедше дивии влъци распудять й, и разбѣжатся овци кои куды. Тебѣ, государю, подобаеть себе спасти да и нас».