Князь же Владимеръ Андреевич не обрате брата своего, великого князя, в плъку, нъ толко литовские князи Олгордовичи, и повелѣѣ трубити в собранные трубы. Пожда час и не обрате великого князя, нача плакати и кричати, и по плъком йздити начатъ сам и не обрате и глаголаша всѣм: «Братьа моа, русскыа сынове, кто видѣ или кто слыша пастыря нашего и началника?». И рече: «Аще пастырь ггораженъ — и овцы разыдутся Кому сиа честь38 будеть, кто победе сей явися?».
И рекоша литовскые князи: «Мы его мнимъ, яко жывъ есть, уязвенъ> велми; егда въ мертвом трупу лежыт?». Инъ же въинъ рече: «Азъ видѣх его на седмом часу крепко бьющася с погаными палицею своею». Инъ жеѣ рече: «Азъ видех его ноздре того; четыри татарины належахуть ему, онъ же крепко бияшеся с ними». Некто князь, имянем Стефанъ Новосилской,* тъй рече: «Азъ видех его пред самим твоим приходом, пѣша и идуща с побоища, уязвена велми. Того ради не могох азъ ему помощи — гоним есмь трема татарины, нъ милостию божиею едва от них спасохся, а много зла от них приимах и крепко пострадах».
Князь же Володимеръ рече: «Братиа и друзи, русскыа сынове, аще кто жыва брата моего обрящет, тъй поистшпгѣ пръвый будеть у наю!». И разсьшашася вси по велику, силну и грозну побоищу, ищучи победе* победителя. Ови39 же наехаша убитаго Михаила Андреевича Бренка: лежыть в приволоце и в шеломе, что ему далъ князь великий; инии же наехаша убитаго князя Феодора Семеновича Белозерьскаго, чающе его великим княземъ, занеже приличенъ бе ему.
Два же етера въина уклонишася на десную страну в дуброву, единъ* имянемъ Феодоръ Сабуръ,* а другий Григорей Холопшцевъ,40* оба родом костромичи. Мало вьгѣхавъ с побоища и наехаша великого князя бита и язвена вельми и трудна, отдыхающи ему под сению ссечена древа березова. И видеша его и, спадше с коней, поклонишася ему. Сабуръ же скоро възвратися поведати князю Владимеру, и рече: «Князь великий Дмитрей Ивановичь здравъ бысть и царствуеть в векы!».
Вси же князи и въеводы, слышавше, и скоро сунушася и падше на ногу его, глаголюще: «Радуйся, князю нашь, древний Ярославъ, новый Александру* победитель врагом: сиа же победы честь тобе довлеетъ»-Князь же великий едва рече: «Что есть, поведайте ми». Рече же князь Владимеръ: «Милостью божиею и пречистыа его матери, пособием и молитвами сродникъ наших святых мученикъ Бориса и Глеба и молением русскаго святителя Петра и пособника нашего и въоружителя игумена* Сергиа, — и тех всех святых молитвами врази наши побежени суть, мы же спасохомся».
Князь же великий, слышавъ то и въставъ, рече: «Сий день сътвори господь, възрадуемся и възвеселимся, людие!».* И пакы рече: «Сий день господень веселитеся, людие! Велий еси, господи, и чюдна дела твоа суть: вечеръ въдворится плач, а заутра — радость!».* И пакы рече: «Хвалю тя, господи боже мой, и почитаю имя твое святое, яко не предалъ еси нас врагом нашим, и не далъ еси им похвалитися, иже сии на мя умыслиша злаа: нъ суди им, господи, по правде их, азъ же, господи, уповаю на тя!».
И приведоша ему конь и, всед на конь и вьгѣхавъ на велико, силно< и грозно побоище, и видевъ въйска своего бито велми много, а поганых татаръ четверицею сугубь того боле бито и, обратився к41 Волынцу, рече: «Въистину, Дмитрей,42 не ложна есть примета твоа, подобает ти всегда въеводою быти».
И нача з братом своимъ и съ оставшими князи и въеводами Уздити по бошцу, сердцем боля кричаше, а слезами мыася, и рече: «Братиа, русскыа сынове, князи и бояре, и въеводы, и дѣти боярьскые! Суди вам господь богъ тою смертию умерети. Положыли есте главы своа за святыа церкви и за православное христианство». И шуѣхавъ мало, наехаше мѣсто, на немъ же лежать побьенп вкупУ князи бѣлозерскые: толма крепко бишася, яко единъ за единаго умре. Ту же близъ лежить убит Михайло Васильевич; над ними же ставъ князь великий, над любезными въеводами, и нача плаката и глаголати: «Братьа моа князи, сынове русскые, аще имате дръзновение у бога, помолптеся о нас, в4 м бо, яко послушаеть вас богъ, да вкупУ с вами у господа бога будем!».
И пакы приёде на иное мѣсто и наѣхавь своего напрьстника43 Михайла Андреевича Бренка, и близ его лежыть твръдый стражь Семенъ Меликъ, близъ же имъ Тимофѣй Волуевич убиенъ. Над ними же ставъ, князь великий прослезися и рече: «Брате мой възлюбленный, моего ради образа убиенъ еси. Кий бо рабъ тако можеть господину служыти, яко меня ради самъ на смерть смыслено грядяше? Въистинну древнему Авису подобенъ,* иже 6ѣ от плъку Дарьева Перскаго, иже и сей тако сътвори». Лежащу же ту Мелику, рече над ним: «Крепкий мой стражу, твръдо пасомый есмя твоею стражею». Приѣде же на иное мѣсто, видЗ* Пересвѣта черньца, а пред ним лежыт поганый печенѣгъ, злый татаринъ, аки гора, и ту близъ лежыть нарочитый богатырь Григорей Капустинъ. Обратився князь великий и рече: «Видите, братие, починалника своего’, яко сий Александръ Пересвѣт, пособникъ нашь, благословенъ игуменом Сергием и победи велика, силна, зла татарина, от него же было пити многым людем смертнаа чаша».