Слышав же то Олег Рязанский,* яко царь Мамай идет ратию на Русь, а стоит на Воронеже, а идет на великого князя Дмитрея Ивановича. Скудость же бе ума в голове у Ольга и сатанина ухищрения в сердцы его. Послал пасла своего к Мамаю со многою честию и дары, а ярлык свой ииса к нему сим) образом: «Восточному царю царем Мамаю! Твой поса-женик и преселник Олег Рязанский много тя молит. Слышах, господине, яко хощеш итти 9на Русь10 на своего служебника* Дмитрея Московского, огрозитися с ним. А ныне, господине, приспе ти время, яко злата и сребра наполнися земля та. Вем бо, светлый царю, яко кроток есть Дмитрей. Егда же слышит издалеча царствия твоего и ярости твоея, то отбежит далеча от того, где же есть место пусто и неключимо, злато же, царю, все в руце твоей будет. Мене же держава твоя- пощади, царю. Аз бо ти вельми11 страшу Русь и князя Дмитрея Ивановича. Еще, царю, молю тя: яко оба есмя раби твои, но и яз обиду велику приях от него, от того же Дмитрея. Еще не то одно: и егда о своей обиде, царю, твоего царствия имянем погрожу ему — он же о том не радит. Еще град мой Коломну взял за собя.* О том о всем, царю, молю тя!».
Другаго вестника скоро посла к великоумному и велеречивому Ольгерде Литовскому.* Последища явившесь безумна, яко детище младо. Писа же к нему послание сицево: «Мудру и премудрому в человецех, Ольгерду Литовскому, великому князю и кралю милостивому и честну, многым12 землям государю, Олег Резанский радоватися пишу! Вем бо, яко издалеча еси мыслил московского князя Дмитрея згонити, а Москвою владети. Ныне же нам приспе время. Аще есть ведомо твоей милости, аще ли ни, то аз возвещу: царь великий и сильный царем царь, грозный Мамай, идет на его землю. А ты ныне приложися к нему. Тебе даст Москву и иных ближних градов, а мне Коломну и иные близь мене: Во-лодимерь и Муром. Аз дары ему послах, еще ты к нему пошли своего посла и кацы имаши дары и пиши к нему книги, елико сам веси паче мене».
Ольгерд же, слышав се, рад бысть вельми, а захвали другу своему повелику и рече предстоящим паном пред ним: «Милыи мои велицыи па-новя, слышите великую, крепкую13 любовь милого друга моего князя великого Ольга Резанского, видите, како един Олег владети Москвою не восхоте, но и мне, другу своему, поведати, яко и аз с ним владети имам Москвою». Яко безумнии, не ведят, что глаголют. Предстоящий же паны прикликнувши и реша к нему: «Подобно есть, государю, милости вашей владети Москвою, а сего гусаря Дмитрея згонити, а вся грады его себе разделити, злато же и сребро и все узорочие Московские земли пре-дати великому государю Мамаю. И рука ваша безмятежна царствовати имат». Слышав же сия словеса Ольгерд от панов своих, рад бысть зело и рече к ним: «Много отечества и имения имам даровати в земли Мос-ковстей». Они же падше14 покланишася ему. Паки же посла Ольгова почти честию великою и дав ему дары многи и отпусти его и рече: «Рци 15 милому другу моему, великому князю Ольгу Резанскому — ныне тя, друже, нарицаю господином единой земли Рязанстей, по малех же днех будем государи всей земли Московстей и тамо видетися имам, яко брата любезна. Землю же Московскую под нашу державу разделим, сами же радостно и безмятежно царствовати имам».
О горе безумным 16сим властелем,17 яко не разумеюще писания, еже отричет во главизне псаломстей: «Въскую шаташася языцы и без ума по-учишася тщетных, царие и князи*…». Ему же хощет бог, да вручит царьство.
По сем князь великий Ольгерд Литовский скоро отряди посла своего к Мамаю именем Бартяша,* человека родом Чесские земли, мужа мудра. И посла его скора и дав ему дары бесчисленны и многия, дары драгии зело. И книгу посла к нему сицеву: «Великому и грозному царю царем всесветлому царю Мамаю! Ольгерд, литовский князь, про твою милость присяжник, многа тя, припадая, молит. Слышах. господине, яко хощеши казнити улусы* своя и московского князя Дмитрея. Того ради моля тя* царю, яко велику беду сотворих твоему улуснику, Ольгу Резанскому, и мне тако же пакости дея. Молим тя оба, да приидет держава твоя царствия твоего, да от таких сих да видит смотрение нашей грубости».
Все 18 же сие глаголаху лестию на великого князя, а ркуще себе оба смеющеся: «Егда слышит Дмитрей имея нашу присягу к нему, то отбежит в Новгород Великий или на Двину, а мы сядем на Москве й на Коломне. Да егда же царь приидет, и мы ему все злато и сребро и все узорочие Московской земли царю изнесем и срящим его яко дары пред ним предложим. Се же взем царь, возвратитися, а мы княжние Московское разделим — ово к Литве,* ово к Резани,* а царь нам ярлыки* подает, нам и родом нашим по нас». Не ведяху бо, что глаголаху, яко не-смысленнии младии дети, аки не ведуще божия силы и владычня смотрения. Поистинне бо рече: «Аще бо кто держится добродетели — не может быти безо многих враг».