Это произошло позже — спустя целую вечность ожидания для меня, но, возможно, всего лишь час по реальным минутам — когда мы собрались в нижнем покое замка. В комнате сиял свет, но откуда он исходил, было лишь одной из вещей, беспокоящих меня. У одной стены стоял табурет, перед ним низкий стол, а на столе нечто высокое и округлое, покрытое квадратом бархатной материи. Аббат сел на табурет, тогда как я встал позади, теребя рукоятку моего любимого кинжала, рукоятку из слоновой кости, вырезанную, как подобие женщины. Блестящий клинок, спускающийся от её нагого тела одарил смертельным поцелуем не одного смельчака и мерзкого монстра.
Затем, из щелей в стене — да, может быть, из трещин в полу, или так представилось моему лихорадочному воображению — появились братья и собрались полукругом у стола. Их лица были схожи с жабьими, подобно лицу аббата. Они встали там и я сказал своим коленям, — Помните честь Хубелейров! — и прошептал своим челюстям, — Молчите и помните смелость вашего пращура Дэвида! — но, несмотря на эти наказы, мои колени и челюсти лихорадочно тряслись, к моему чрезвычайному беспокойству.
Аббат испустил кваканье и низкий хор ответил кваканьем, исходящим от мужчин, стоящих вокруг меня. Я изучил их лица и в движущемся, мерцающем свете увидел те же самые жабоподобные черты, так изумившие меня, когда я впервые увидел их на лице аббата. Прежде, чем я смог полностью скрыть своё удивление, аббат достал чашу из ниши в стене и, исполнив то, что выглядело достаточно непристойно, взял её обеими руками и дал каждому из братьев отпить из неё. Что это был за напиток, в то время я мог лишь представить, но позже, после глубокого изучения Сатанизма, я часто вздрагивал, вспомнив, как чудом спасся в ту ночь. По счастью, меня не попросили присоединиться к опустошению чаши.
Усевшись на табурет, аббат велел мне убрать покрывало с той вещи, что была высока и кругла. Я сделал это и там оказалась большая стеклянная бутыль со скорчившейся на дне огромной жабой. Можно было без труда увидеть каждую часть этой жабы, особенно морду и глаза. поскольку стекло было невероятно прозрачным. Она взглянула на Аббата — и глаза этих двоих, жабодемона и жабочеловека, дьявольски засверкали друг на друга. Между ними, разделёнными тысячелетием разницы в мышлении, враждующих амбиций, противоборства личностей, велось сражение душ, подобные которым, насколько я понимал, редко встречались на Земле или в любом другом месте; хотя, конечно, я не обладал премудростью о других планетах — или даже этой, в таком отношении.
Они впивались взглядом друг в друга, каждый сражаясь за превосходство, каждый пытаясь уничтожить другого. Я не видел глаз аббата, но ясно замечал, что глаза заточённой жабы сияли абсолютной уверенностью. Видел ли аббат в них то же, что и я?
Без сомнения! Потому что он пытался спастись. Три раза он силился подняться и сбежать, и каждый раз оседал на табурет, и его лицо и глаза приближались к глазам, насмешливо всматривающимся в него сквозь прозрачную стеклянную стенку. Затем, тихо простонав, бедняга внезапно рухнул вперёд и на моих глазах он расплавился, сначала в студень, а потом в гнусную зловонную слизь, разлившуюся по полу, но частично впитавшуюся и удержанную одеждой того, что когда-то было аббатом Руссо.
Когда он умер, жаба в бутыли увеличилась и приняла облик человека. Он медленно поворачивался в бутыли, в своём вращении устремляя взгляд на каждого из братьев и, после этого взгляда, они замирали, не в силах двинуться и на лице каждого появлялась отвратительная маска предельного отчаяния. Теперь человек в бутыли посмотрел на меня. Что ж, пусть смотрит, если это всё, чего он хочет! Я крепко вцепился в свой крестик и помнил о силе пробки, удерживающей его в хрустальном узилище. Если его взор станет слишком силён, то я могу закрыть глаза; по крайней мере, думал, что могу.
Но эти глаза не пытались мне повредить. Они смотрели доброжелательно и ласково. Затем человек воздел руки вверх и в то же время его губы проделали три несомненно волшебных мановения. Заинтересованный и поражённый, я вспомнил этот призыв о помощи, выученный в Аравии, когда я выбирался из гробницы, схваченный львом, Львом из Колена Иудиного. Что подразумевал человек, подав мне этот знак? Было ли это совпадением? Случайностью? Или он действительно был моим братом по духу?