— Я боюсь, — трясся малютка. — Я обладаю всей мудростью, но страшусь этого приключения и его завершения.
Лорд Сесил успокоил его. — Ты боишься, потому что очень мудр. Лорд Густро и я хотели бы испугаться, но мы слишком глупы для этого. Могу я как-то успокоить тебя, мой маленький друг?
— Мне хочется вернуться в мою бутыль, — рыдал Гомункул, — но этого нельзя сделать, потому что бутыль разбили, когда меня вынимали из неё, ибо её горлышко было слишком узко, а однажды разбитую бутыль нельзя вновь сделать целой. — Поэтому всю ту ночь лорд Сесил убаюкивал его, напевая колыбельные, в то время, как лорд Густро бодрствовал перед огнём, кусая ногти и задаваясь вопросом, чем это кончится.
Позже ночью леди Анжелика достигла врат Замка Великана и подула в витой рог. Великан отворил окованные железом врата и с любопытством уставился на леди верхом.
— Я — госпожа Анжелика, — сказала леди, — и я стану твоей невестой, если только ты дашь свободный проход нашим караванам, чтобы мы могли торговать с большим миром снаружи, а когда мой отец умрёт, ты станешь повелителем нашей страны и, быть может, я сумею тебя полюбить, ибо ты прекрасно сложённый мужчина и я много слыхала о тебе.
Великан возвышался над головой её лошади и он взял рукой её за талию, стащил с лошади, унёс в свой пиршественный зал и усадил её на одном конце стола. И, немного глупо посмеиваясь, он обошёл вокруг комнаты, зажигая сосновые факелы и высокие свечи, пока наконец не осветилась вся комната. И он налил большой бокал вина леди и гораздо больший себе, и сел на другом конце стола и рассмеявшись снова, вскричал.
— Всё, о чём я мечтал, сбылось. Кто бы мог подумать, что благородный лорд Сесил и храбрый лорд Густро будут столь трусливы! Выпьем же за нашу свадьбу, а потом в спальню новобрачных.
И он выпил свой напиток одним глотком. Но леди Анжелика вытащила из-под платья золотую флягу и, подняв её, крикнула,
— Я пью за тебя и твоё будущее, каково бы оно ни было, — И она осушила золотую флягу и села совсем неподвижно. Туман заполнил комнату и скрутился противосолонь в тридцать колонн вокруг длинного дубового стола, и, когда он рассеялся, между великаном и леди оказалось тридцать мужчин.
Жонглёр схватил свои золотые шары и человек со сверкающими глазами уставил взор на великана, и учёный вытащил из мантии книгу и стал читать задом наперёд мудрые высказывания мёртвых Богов, в то время, как бард перебирал струны арфы и пел об отважных деяниях давно умерших смельчаков. Но воины со всех сторон ринулись вперёд и началась битва. Великан отскочил назад, сорвал со стены булаву и сражался, как никогда прежде не сражался человек. У него на уме было две вещи — убивать и добраться до улыбающейся леди и задушить её голыми руками за то, что она ему сделала. Но всегда между ним и леди оказывалась стена из мужчин, сталью, песней и сверкающими глазами создающих живую стену, которая прогибалась и сминалась, но не ломалась.
Многие последующие века в залах Валлинга слепые барды рассказывали о том сражении — тогда как простой народ сидел в безмолвии, слушая рассказ. И, несомненно, как история, передающаяся от одного певца, престарелого к другому певцу, юному, она становилась разукрашенной, расцвеченной и переделанной в нечто, отличное от того, что действительно произошло той ночью. Но даже голая правда, рассказанная из первых рук, поведанная некоторыми из тех, что сражались, была достаточно великой историей. Мужи бились, проливали кровь и погибали в том зале, и наконец умирающий великан прорвался и почти достиг леди, но тогда бард метнул ему под ноги свою арфу и мудрец швырнул свой тяжёлый фолиант ему в лицо, и жонглёр разбил три золотых шара о лоб великана, и, напоследок, сверкающие глаза насылающего сон вонзились в умирающие глаза великана и заставили его уснуть последним сном.
И леди Анжелика оглядела разрушенный зал и тридцать мужчин, каждый из которых внёс свой вклад, и тихо сказала, — Они были отважными людьми и совершили то, что было необходимо, для блага своей страны и ради чести нашей земли, и я не могу бросить их или оставить без надежды, — и она взяла оставшееся вино объединения, выпила часть его и дала напиток каждому человеку, даже мёртвым, чьи рты ей приходилось осторожно разжимать и отирать кровь со стиснутых зубов, прежде чем она могла вылить вино в их бездыханные рты. И она вернулась на своё место и, усевшись там, стала ждать.