— Этого вообще не может случится, — ответил я своим самым мягким тоном, а, когда я пытаюсь успокоить леди, у меня это обычно получается. Я очень хорошо помню, как однажды полностью переменил желание леди из Аравии, когда сперва она хотела убить меня, но, с помощью моей властью и определённого носимого талисмана, я вызвал у неё другие мысли. Поэтому я успокаивающе сказал:
— Этого вообще не может случится. Но что, если своей силой я удалю этот хвост? Предположим, что я сделаю лорда Фиц-Хью подобным другим мужчинам? Что тогда? Вы всё ещё будете требовать его голову?
— Не глупите, — насмешливо ответила она. — Конечно, я лучше бы вышла за него, чем его убивать, но я никогда не думала, что нечто подобное можно проделать — вы имеете в виду, без шрама? И если будет малышка, то она была бы в порядке? Так же, как любой другой маленький ребёнок?
— Если я обещаю вам, что всё будет в порядке, то всё будет в порядке. Что вам нужно сделать — это доверять мне. Конечно, потребуется некая могучая магия. Я сейчас же начну своё колдовство, используя рабдомантию; позже мне, вероятно, придётся воспользоваться кровью новорождённого младенца, но я не стану делать этого без необходимости. Допустим, мы добьёмся, чтобы лорд Фиц-Хью приехал сюда? Думаю, вы пообещаете ему гарантию безопасности. Тогда мы трое сможем спуститься в мою особую пещеру, глубоко в земных недрах, под моим замком и там я сделаю то, что необходимо для этого мужчины из Корнуолла и приближу его к желанию вашего сердца.
— Вы обещаете мне, что это будет для него не очень больно?
— Не настолько, как отсечение головы. Конечно, он может немного постонать, но это очень отважный человек и я уверен, что он сможет это выдержать. Допустим, вы отошлёте большую часть своей армии назад и войдёте в замок моей гостьей. Я могу принять около пятидесяти ваших людей. Тогда мы сразу же пошлём за этим хвостатым человеком и примемся за дело. Думаю, вы стремитесь вернуться в Ирландию? Но я хочу, чтобы вы пообещали мне одну вещь: если я совершу для вас этот подвиг волшебства и верну вам вашего возлюбленного, сложённого, как все прочие мужчины, без опасения наследственного порока, то вы велите людям из Уэльса оставить Корнуолл в покое или примириться со мной. Вы обещаете?
Она пообещала; поэтому я оставил её, согласившись на том, что она и пятьдесят её людей на следующий день станут моими гостями, а остальные буйные ирландцы должны будут вернуться на свой остров. И я отправился назад в замок.
Королева Брода безмолвно сидела в своей золотой колеснице, но её прекрасное лицо лучилось счастьем и надеждой.
На следующий день появился лорд Фиц-Хью. Он был мрачен, как обычно.
— Я должен забрать твою голову или твой хвост, — сказал я ему, — или эта твоя дикая ирландская милашка позволит валлийцам перерезать наши глотки и умыть Корнуолл кровью. Так что, твой хвост — прочь.
— Никто не может забрать мой хвост, — неприветливо и мрачно ответил он.
— А почему нет?
— Вам известно, почему, — вот всё, что он сказал.
Разумеется, в таком настроении он был бы неподходящим приятелем для девушки, вроде королевы Броды. Я видел, что должен быть достаточно хитёр или они никогда не поженятся, с хвостом или без хвоста, и так и останутся любящими до безумия и убивающимися из-за этого до хвори.
Той ночью мы трое встретились в келье, глубоко под замком. Это место было очень неприглядным, но лучшим, что я смог наспех найти. Я спустил туда несколько грохочущих цепей и жаровню с углём и горсткой курения, испускавшего ужасный запах, и я привязал в углу гончую и повесил на стену клетку с семью крысами; так что всё выглядело достаточно ужасно и даже моя кровь застывала, когда гончая выла, что она делала всякий раз, когда смотрела на крыс. У меня был табурет, чтобы леди села, но Фиц-Хью и я стояли. Я начал с Отче наш на латыни, задом наперёд — трюк, который я выучил в безоблачном детстве. Потом я бросил дохлую мышь на горящие угли, закрыл глаза и просто побормотал, а затем, с воем, ошеломившим их всех, даже собаку, я бросился на бедного Фиц-Хью и стал с ним бороться, и, когда я оторвался от него, в моей руке был хвост и, показав его королеве, я, дрожа, положил его на угли и, сгорая, он испускал мощный смрад.